Голый край

– Нет, не смей плакать. Ты выше этого, – перестав улыбаться, оборвал меня на полуслове он.

Борт наконец встал с колен и сложил руки на груди.

– И в эту ночь ты станешь настоящим человеком. Сегодня ты заберешь чужую жизнь.

Мало что понимала из того, что говорил мне папа. Тот, кого я считала добродушным простаком, сейчас стоял передо мной, одним лишь своим суровым взглядом заставив скинуть с себя платье.

Поясок легко развязался, и подол спал вниз. Еще пара секунд, и я наконец стянула с себя эту лишнюю, одежду, оставшись перед ним и Хьялдуром в одних лишь широких штанах.

Холодный ночной ветер обволакивал тело, обдувая плоскую грудь, спину, покрытую потом и тонкую шею. Слегка поежилась от этого, но очень быстро мурашки отступили, и я взяла отца за протянутую руку.

– Значит, она согласилась, – вздохнул Хьялдур. – Горе мне и моему языку!

– Рад, что ты рассказал мне, – кивнул Борт.

Шаман лишь грустно покосился на меня. В его взгляде читалась самая настоящая печаль. Будто бы мой ровестник, мой брат или близкий друг смотрел полными детской наивности глазами, пока я вдруг из ребенка превращалась во взрослого, скучного человека. Отец, стоило ему лишь узнать о том, чего я хотела несколько лет назад, твердо решил заняться моим воспитанием. Методы, конечно, необычные, но даже друид не мог спорить с отцом.

– Да будет так, – снова тоскливо вздохнул отшельник и взмахнул рукой.

Вдруг, пламя большого костра перед ним расступилось, образуя проход как раз по ширине его тела. Хьялдур смело пошел вперед, к нам, ступая ногами по, казалось бы, раскаленным углям, будто бы и не чувствуя никакой боли. В руках он нес деревянную чашу, из которой исходил легкий голубоватый дымок.

– Услышьте меня, духи этого леса, ибо прошу о вашей милости! – подойдя к нам, Шаман поднял чашу над головой и задрал лицо к ночному небу. – Смилуйтесь же над Майей, юной девой войны, что желает войти в ваши владенья! Смилуйтесь и даруйте ей богатую добычу!

Вокруг поднялся сильный ветер, хвойные кроны деревьев зашумели, заскрипели многовековые стволы и ветви. Хьялдур, прикрыв глаза, слабо улыбнулся.

– Духи позволят тебе войти в лес, Майя. Не как человеку, не как охотнику, но как храброй душе, – не поднимая век, произнес он полушепотом.

Медленно передал чашу отцу, который взял ее обеими руками и поднес к моему лицу. Невольно вдохнула голубоватый дым, и меня едва не вырвало от резкого, остро-горького запаха тлеющего растения. Закашлялась и схватилась за грудь, словно с каждой секундой забывая, как дышать.

– Заставь себя дышать! – выкрикнул Борт. – Сделай вдох!

В глазах быстро темнело, и плясали разноцветные огоньки. Упала на четвереньки, продолжая кашлять, и в поисках спасения взглянула на отца снизу вверх. Он и не шелохнулся.

Мрак застилал взор все больше и больше. Разноцветные огоньки складывались в причудливые узоры, вокруг плясали фигуры животных и людей. Все они пристально смотрели на меня и смеялись. Смеялись надо мной и моей беспомощностью!

– Замолчите! – вскочила на ноги и прокричала на них. – Заткнитесь!

Разноцветные фигуры обступали, все больше и больше. Исчез лес, пропали отец и Хьялдур, вокруг остались лишь я и мои кошмары.

Звери, чудовища и невозможные создания толпились рядом. У всех морды изменялись, перетекая из чего-то звериного в искаженные злым смехом людские лица.

– Я вас… – прохрипела и замахнулась кулаком на одного из них. Он рассеялся, словно облако цветного дыма, – …не боюсь!

И побежала. Побежала, размахивая руками во все стороны и неистово крича на существ вокруг.

– Не боюсь! Не боюсь! НЕ БОЮСЬ!!!

Они резко расступились, и не успела понять, почему. По ощущениям было похоже, будто я обо что-то споткнулась и покатилась кубарем вниз с высокого, крутого склона. Меня крутило, переворачивало и подбрасывало в воздух, а иногда и вовсе земля исчезала, и я оказывалась в свободном падении.

Вокруг теперь уже толпились птицы. Самые безумные порождения хаоса, облаченные в одежды из горящих перьев. Лица людей с огромными клювами и языками, покрытыми острыми шипами. Они кружили вокруг, пока я падала вниз. Клевали мое тело, срывали жалкие остатки одежды и оставляли на мягкой коже ссадины и кривые порезы. Закричала, не столько от боли, сколько в панике, пытаясь отогнать злых птиц руками. Вскоре заметила, что раны на всем теле складывались в причудливый кровавый узор, сходящийся к груди.

А там – ворон с голубыми глазами, объятый огнем. С крыльев его сыпалась соль.

Вдруг он, дух, что спас меня, вырвался прямо из груди, ломая ребра и разрывая плоть. Больно не было, но было ощущение, что все так, как и должно быть.

– Ун! – громко прокричал ворон, и птицы вокруг испарились.

Он стал кружить надо мной, пролетать прямо у лица, и заглядывать в глаза, что я украла у него.

– Лгунья! Лгунья! – закричал ворон прямо над ухом. – Воровка!

Резкий удар всем телом об воду заставил перестать слушать его карканье. Вмиг я погрузилась в ледяные воды северного моря. Стоило лишь оглядеться, как от ужаса истошно закричала, и соленая вода заполонила легкие.