Голыми глазами (сборник)

Большое дерево вроде акации цвело пушистыми нежными цветами, будто его облепили розовые колибри.

Садовник возился вокруг стриженого куста, похожего на большую зеленую черепаху, утыканную мелкими оранжевыми граммофончиками.

Какие-то жаркие лиловые языки наползали на кирпичную стену пляжной харчевни.

И он подумал, что надо прожить последний день как бесконечный. Так, будто их нескончаемая череда впереди.

Лакированная двухмачтовая яхта с двумя флагами на корме, пришедшая в первый день, теперь придвинулась к пирсу и стала обитаемой.

На корму вышла девушка с тоненькой золотой цепочкой на толстой лодыжке, встала у веревочных перил спиной к пляжу и стала смотреть на море. Подол юбки, движимый ветерком, чуть колебался у ее смуглой ноги. Потом она ушла обратно в каюту.

Пять поваров в белоснежных крахмальных гребнях на головах, держа на вытянутых руках накрытые серебряными колпаками подносы, гуськом проследовали по пляжу и свежевыкрашенным доскам пирса и взошли на яхту, доставив ланч.

Поднимаясь на борт, они, точно у входа в японский дом, снимали обувь.

Он не мог оторвать глаз от безукоризненно ровной черно-синей линии горизонта с единственным крошечным изъяном, обозначившим заснувшую там вдали рыбачью лодку.

А если раскинуться на горячей гальке и закрыть глаза, и правда чувствуешь себя лежащим на громадном шаре – нагретом, летящем в солнечных лучах, облепленном со всех сторон морями, материками и островами с пальмами.

Быть может, человек вообще создан для безделья? Ну, как это было тогда, в Раю.

Тут даже море не плещет, а лижется…

В тот день они сплавали далеко-далеко. Так далеко, что музыка с разных пляжей перепуталась, и со стороны берега доносилось что-то вроде звона и звяканья, как из ресторанной кухни, когда ссыпают в мойку посуду.

А потом прошлись вдоль пальм, поблескивавших металлическими бирками, приколоченными к волосатым ногам, и поднялись в бар.

На мраморной террасе за ажурным чугунным столом несколько пожилых француженок играли во что-то, разложив цветные картонные таблицы с фишками. «Дамы, играющие в лото», – мысленно усмехнулся он. Неизвестный художник…

Два мальчика лет пяти-шести сидели, как два мужичка, у стойки, прихлебывая детские коктейли неоновой расцветки.

Внизу, ублажая постояльцев, официант в цветной жилетке и бабочке все толкал вокруг бассейна свою тележку с запотевшими бутылками в никелированных лоханках, набитых льдом.

И ему пришло в голову, что это не навсегда.

Придет время, и одуванчики и репей все равно пробьются через мраморные плиты ступеней. Стены разрушатся и оплывут, и на камнях усядутся стрекозы. Пальмы с бирками высохнут и упадут, их съедят жучки. Бассейн засыплет здешним серым песком, и там, в колючей траве, будет стрекотать кузнечик и шуршать черепаха. И чугунная тонкая решетка, отделяющая террасу от моря, рассыплется в прах, и море поглотит мостки с железными лесенками, опущенными в воду, а пляж сравняется с террасой, на которой теперь хлопочут официанты, хлопкóм расстилая скатерти и раскладывая по плетеным креслам подушки к грядущему ужину…