Гомер

начинается многое такое, что не сразу объединяется в один цельный образ, а когда

объединяется, то делает его неожиданно оригинальным.

Прежде всего это военная гроза, огромная разрушающая сила, звериная месть,

жажда крови и жестокость. Но, с другой стороны, весь смысл этой крови, этого зверства

заключается в нежнейшей дружбе с Патроклом, из-за которого он и затевает всю эту

бойню. Образ любимого друга, нежнейший, сердечный образ живет в душе Ахилла вместе

с звериной яростью и бесчеловечностью, и эти два начала не только подкрепляют одно

другое, но и получают свой единственный смысл – один от другого.

Для Ахилла весьма характерно, например, то, что после появления возле рва в диком

и свирепом виде и после паники, вызванной у его врагов его страшным криком, он (Ил.,

XVIII, 235) «проливает горячие слезы» над трупом своего верного товарища. Кроме того,

Ахиллу у Гомера и вообще свойственны мягкие и [238] нежные черты, которых ни в каком

случае нельзя забывать при его характеристике. Он благочестив и часто обращается с

молитвой к богам (таково его знаменитое возлияние и моление. Зевсу за вступающего в

бой Патрокла, XVI, 220-248), в критическую минуту его слышит Зевс (XXII, 273-298), по

его молитве появляются ветры (XXIII, 192-225); он сдержан, например, когда имеет дело с

вестниками Агамемнона, считая их совершенно ни в чем не повинными (I, 335), а в другой

раз (IX, 196 сл.) даже любезно с ними обращаясь; он даже в пылу своего гнева не забывает

о греках, посылает Патрокла узнавать о раненых (XI, 597 сл.), его поражает начавшийся на

греческих кораблях пожар, и он не только разрешает Патроклу выступать, но даже и сам

торопит его с выступлением (XVI, 126-129); он любящий сын, часто беспомощно

обращающийся к своей матери и около нее плачущий, как, например, после оскорбления,

полученного от Агамемнона (I, 348-427) или после извещения о смерти Патрокла (XVIII,

65-144).

Эта антитеза – самая характерная особенность Ахилла. С одной стороны, он гневлив,

вспыльчив, злопамятен, беспощаде» на войне; это – зверь, а не человек, бездушная стихия,

а не человеческое сердце, так что Патрокл вполне прав, говоря ему (XVI, 33-35):

Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец,

Мать – не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем.

Твердой скалою, – от них у тебя жестокое сердце.

Да и сам Пелей был, конечно, вполне прав, когда говорил Ахиллу, отправляя его на

войну (IX, 254-258):

Сын мой, Афина и Гера дадут тебе силу и храбрость,

Если того пожелают; а ты горделивейший дух свой

В сердце обуздывай; благожелателен будь к человеку.

Распри злотворной беги, и будут еще тебя больше

Все почитать аргивяне, – и старые, и молодые.

С другой же стороны, однако, Ахилл имеет нежное и любящее сердце, самый гнев

его производит какое-то наивное впечатление, и весь этот образ богатыря и великана,

рыдающего около своей матери или около погибшего друга, даже трогателен. Вот как он

реагирует на весть о гибели друга (XVIII, 22-27):

Черное облако скорби покрыло Пелеева сына.

В горсти руками обеими взяв закоптелого пепла,

Голову им он посыпал, прекрасный свой вид безобразя.

Весь благовонный хитон свой испачкал он черной золою,

Сам же, – большой, на пространстве большом растянувшись, – лежал он

В серой пыли и терзал себе волосы, их безобразя.

Эта антитеза сурового бойца и нежного сердца – самое первое и основное, что мы

находим у Ахилла. Она показывает [239] нам, что в Ахилле мы имеем действительно

нечто стихийное, как бы безответственно-иррациональное. И зверство и нежное сердце

перемешаны в нем как в природе пасмурная и ясная погода. Психика Ахилла в основе

своей является стихийной; и стихийность эта очень здоровая, мощная, поражающая своей

примитивной свежестью.

Итак, воин, боец, богатырь, бесстрашный рыцарь и часто зверь – это раз; и нежное

сердце, любовь, частая внутренняя наивная беспомощность – это два.

В-третьих, в духовном опыте Ахилла совпадает то, что редко вообще кто-нибудь

умеет совмещать, это – веление рока и собственное бушевание и клоко-тание жизни. Он

знает, что ему не вернуться из-под Трои, и тем не менее предпринимает сложный и

опасный поход. Перед решительным боем кони предсказывают ему близкую кончину,