собрала их вновь, разумно объяснила Одиссею, кто она такая, велела служанкам омыть
Одиссея и, одев в новые одежды, накормить. Потом предложила следовать за нею в город
к самому царю, но не посадила на колесницу во избежание дурной о себе славы. Она
опять звучно ударила мулов «блестящим [256] бичом», и они затопали, побежав
проворной рысью. Когда уже садилось солнце, прибыли они к благовонной роще
Паллады, у самого города (316-336).
Эта короткая VI песнь «Одиссеи» рисует Навсикаю тоже как некую преображенную
стихию. Навсикая стихийна, и она чиста, светла, беззаботна, как та юная, стройно-высокая
пальма, которую видел Одиссей на Делосе, как сама «стрелоносная» Артемида. Тут еще
один – из большого количества аспектов художественной пластики изображения героев у
Гомера.
Но это, конечно, не только пластика. Взор эпического художника потому обращается
больше всего к физической стороне действительности, что его гораздо меньше интересует
внутренняя, духовная ее сторона. Иначе он не был бы эпическим художником. Образ
Навсикаи интересен именно с этой стороны. Ее девичьи грезы о любви и браке даны не
психологически, но объективированно, в виде Афины Паллады, дающей ей свои указания
во сне. Ее труд вместе со служанками на море дан не в виде обрисовки тех или иных
физических усилий, но в виде веселого и беззаботного времяпрепровождения, включая
игру в мяч и танцы на фоне южного моря и неба. Чувства Навсикаи к Одиссею даны
скромнейшим образом и замещены вежливым обращением ее с Одиссеем во время
поездки домой, при соблюдении всех правил приличия для царской дочери и даже какого-
то этикета. Словом, все внутреннее здесь отодвинуто на задний план, и взор художника
скользит только по внешним формам как самой Навсикаи, так и ее поведения. Тут,
несомненно, примат внешнего над внутренним, или, что то же, общего над
индивидуальным, без чего не получилось бы и самого эпического образа Навсикаи. Таким
образом, не только пластика, но и все прочие принципы эпического стиля нетрудно
проследить на построении этого художественного образа Навсикаи.3)
В рассмотренных выше образах героев гомеровских поэм основные черты
художественной действительности выступают очень ярко, и анализом их можно закончить
показ индивидуальных характеров у Гомера. Перейдем теперь к более общей
характеристике человека у Гомера, а также и к его бытовой жизни.
8. Развитая индивидуализация и метод показа жизненных деталей.
Эта живая индивидуализация характеров у Гомера особенно бросается в глаза, хотя
ученая литература большею частью все еще продолжает анализировать их в монотонном и
скучно-схематическом стиле. Блестящим исключением является работа [257] Северина.4)
Этим материалом в дальнейшем мы и воспользуемся, дополняя его еще другим.
Одиссей выступает в традиционных характеристиках слишком строго эпично.
Однако достаточно указать только на то, что по прибытии на Итаку он прежде всего
пересчитывает богатства, привезенные им от феаков, и уже характер Одиссея приобретает
для нас черты живости.5) Сложность и глубина образа Одиссея вскрывается в очень
ценной работе В. Б. Стэнфорда «Тема Одиссея».6)
До сих пор, по Стэнфорду, указывались те или другие односторонние черты
происхождения этого образа: Одиссей выступал то как царь Итаки, то как египетский
купец, то как критский моряк, то как морской или солнечный бог, то как обожествленное
животное (волк, медведь, конь) или как вообще тот или иной фольклорный образ. Все эти
черты, самое большее, могут объяснить только отдельные детали рассказов об Одиссее; но
они не могут объяснить этого образа целиком, который, несомненно, является у Гомера
чем-то новым и который поражает своей необычайно живой сложностью. Стэнфорд
указывает в этом сложном образе три основные черты. Это – авантюризм, идущий от
Автолика, деда Одиссея по матери, героическое благородство, перешедшее к Одиссею от
Лаэрта, его отца, сына Аркесия и внука самого Зевса и делающее его чем-то средним
между эпическим героем и неэпическим предпринимателем, водительство его Афиной
Палладой, которое становится возможным благодаря трем его качествам,
формулированным в «Одиссее» (XIII, 332) при помощи трех эпитетов – epetes, agchinous,
echephron (у Вересаева передано: «Ты осторожен, умен, не теряешь присутствия духа»).
Равновесие трех последних черт характера Одиссея и выявляет собою подлинную
оригинальность и величие Одиссея.
настроенный юноша. Тем не менее именно он перевешал всех неверных служанок (Од.,
XXII, 457-473) с характерным прибавлением о подергивании ног у повешенных. И это
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное