Гомер

человека от богов, т. е. примат общего над индивидуальным, и отсутствие изображения

душевных переживаний, и замена этих последних пластикой вещей, и подробнейшая

обстоятельность, рассказа, и монументальность поединка героев. Здесь дана и столь

частая у Гомера юмористика: победитель Менелай остается ни с чем, а побежденный

Парис переносится богиней в Трою, да и притом не только в Трою, но прямо в спальню к

Елене (что специально и весьма выразительно подчеркивается в стихах 382-448). К этому

надо прибавить и откровенное религиозное свободомыслие, которое проявляет Менелай

по адресу Зевса и которое возможно было только в период разложения общинно-родовых

отношений, накануне светской цивилизации.

Нет надобности говорить о других поединках, которые находим в «Илиаде». В

поединках Диомеда и Главка (VI, 119-236) или Аякса и Гектора (VII, 54-312) тоже много

торжественности, много наивности и много юмористики, потому что начинаются они из-

за больших целей, но кончаются опять-таки ничем. Точно так же и анализ больших боев у

Гомера свидетельствует об его неизменном эпическом стиле и эпическом мировоззрении.

б) Мирный быт. Быт этот знают обыкновенно больше всего другого из Гомера. Но

все же следует подчеркнуть, что и здесь эпический стиль Гомера вполне налицо и дает

себя чувствовать буквально в каждой строке. Несомненно, Гомер и здесь эпически

любуется насвою художественную действительность – в таких, например, сценах, как

встреча Ахилла и Приама (Ил., XXIV, 469-694), в знаменитом прощании Гектора с

Андромахой (VI, 390-502), в отношениях Одиссея с свинопасом Евмеем и ключницей

Евриклеей (Од., XIX, 467-475). Вспомним отношение его к старой собаке (XVII, 290-305),

стремление Одиссея на родину, например, у Калипсо (VII, 255-260).

С большим вниманием всегда отмечает Гомер и супружеские и вообще любовные

отношения – Зевса и Геры (Ил., XIV, 153-353), Афродиты и Ареса (Од., VIII, 266-369),

Париса и Елены (Ил., III, 428-448), Одиссея и Пенелопы (например, сцена в кладовой, Од.,

XXI, 42-58). [265]

Гомер очень любит подчеркивать супружеские отношения после примирения – Зевс

(Ил., I, 611) «почил, и при нем златотронная Гера». Когда Афродита перенесла Париса,

после его неудачного поединка с Менелаем, в спальню Елены (III, 448), «рядом друг с

другом они улеглись на кровати сверленой». Алкиной (Од., VII, 347) с наступлением ночи

«в покоях высокого дома улегся, где с госпожою супругой делил и постель он»; Одиссей и

Пенелопа, после долгой разлуки (XXIII, 296), «с радостью воспользовались своей старой

кроватью»; о Кирке Одиссей говорит (X, 347): «Я немедля взошел на прекрасное ложе

Цирцеи» (да, впрочем, это было придумано самим Гермесом, X, 297); даже Ахиллу среди

его боев и скорбей по умершем Патрокле не мешает его (Ил., XXIV, 676)

«румяноланитная» Брисеида. У нимфы Калипсо Одиссей прожил, хотя и против своей

воли, целых семь лет в ее глубокой и таинственной пещере; и даже когда он собирается

домой к верной супруге, о которой он плакал, он еще раз проводит ночь с своей

обворожительной хозяйкой-нимфой (Од., V, 225-227):

А солнце зашло, и сумрак спустился.

Оба в пещеру вошли, в уголок удалились укромный

И насладились любовью, всю ночь провели неразлучно.

Во всех этих сценах нет какого-либо более глубокого содержания. Тем не менее эта

физическая и любовная стихия дана тут как-то возвышенно, наивно-серьезно,

невозмутимо, иной раз чуть-чуть юмористически, иной раз игриво. Эпическое здесь

представлено у Гомера как предмет художественного любования. Общаться с женщиной,

думает Гомер, и усладительно и божественно, не только «правильно» /благо/ (agathon)

(Ил., XXIV, 130), но именно божественно. Парис, у которого «нежная шея» (III, 371),

«пышные волосы» (55) и «образ красивый» (44), так поучает слишком строгого Гектора

(64-66):

...не порочь мне прелестных даров золотой Афродиты;

Нет меж божественных славных даров не достойных почтенья.

Гомер и самые интимные человеческие отношения умудряется представить

красивыми, нисколько не углубляясь в их внутреннее содержание. Почивание Зевса и Геры

на Иде (Ил., XIV) – верх такой красоты, возведения элементарной жизненной стихии в

перл возвышенной и торжественной красоты. Вокруг ложа Зевса и Геры вырастают

чудные цветы, само оно прикрыто золотым облаком. Брачный союз делает красивее и тех,

кто вступает в этот брак. После встречи с Анхизом у Афродиты «ярко сияли ланиты той

красотою нетленной, какою славна Киферея» (Гимн. IV, 174). Да и сочетание Анхиза и