уродливых и во всяком случае дисгармонических. Героическая мифология, наоборот,
оперирует уже с образами чисто человеческими, более или менее уравновешенными или
гармоническими, содержащими в себе установку на определенные принципы и мораль,
где осознавшая себя человеческая личность на первых порах предана своему
родоплеменному коллективу. Переплетение этих хтонических и героических элементов у
Гомера требует своего выяснения, хотя по отдельным пунктам здесь уже накоплены
огромные материалы и многочисленные исследования. Необходимо дать общий обзор этих
двух самых ярких тенденций гомеровской мифологии.
3. Хтоническая мифология.
первобытного сознания самым обыкновенным фетишем. В те отдаленные времена, когда
демон вещи не отделялся и даже ничем не отличался от вещи, душа человека для его
сознания тоже ничем не отделялась и не отличалась от человеческого тела. Душа человека
была в свое время и сердцем, и печенью, и почками, и диафрагмой, и глазом, и волосами, и
кровью, и слюной, и вообще всякими органами и функциями человеческого тела, равно
как и самим телом. Потребовалось огромное культурное развитие, чтобы человек стал
замечать отличие одушевленного от неодушевленного вообще и, в частности, отличия
собственной психики или собственного «я» от собственного тела
Душа, по Гомеру, и безжизненная тень, не имеющая дара мышления и речи, и нечто
материальное, потому что в XI песни «Одиссеи» эти души оживают, получают память и
начинают говорить от вкушения крови, предлагаемой им в Аиде Одиссеем;., и нечто
птицеобразное, поскольку души эти издают писк (Од. XXIV, 5-9, Ил., XXIII, 101); и нечто
полноценно земное с теми человеческими функциями, и психическими и физическими,
которые им были свойственны на земле; и настолько обладающие высокой моралью, что
они испытывают даже вечные мучения из-за совершенных на земле преступлений. Душа у
Гомера хотя и является живой в Аиде, она все же не настолько здесь [282] деятельна,
чтобы действовать на земной мир как-нибудь благотворно или вредоносно. Она здесь
подчинена общей системе героического мировоззрения, где главными устроителями и
распорядителями мировой жизни являются уже вечные боги. Призрак Патрокла,
упрекающий Ахилла за непогребение его тела, не грозит нанести за это какое-либо зло, но
ограничивается только аргументами о дружбе (Ил., XXIII, 69-92). Между прочим, в
сюжетном смысле речь эта совершенно излишня, т. к. уже в стихах 43-53 Ахилл
высказывает твердое решение немедленно похоронить Патрокла. Значит, сцена эта только
и введена для демонстрации того, что такое призрак умершего друга и какие трогательные
связи могут существовать между умершими и живыми. Умирающий Гектор грозит Ахиллу
опять-таки не собственным появлением из Аида ради нанесения ему зла, но гневом богов
(Ил., XXII, 355-360). То же и Эльпенор (Од., XI, 69-73).
Таким образом, представление о душе человека у Гомера дано на самых
разнообразных ступенях мифологического развития, начиная от грубого фетишизма и
кончая вполне бесплотным и в то же время полноценным загробным существованием; но
веры в активное воздействие души умершего на земной мир, у Гомера не наблюдается.12)
есть демон, связанный исключительно со смертью, вернее даже, с самим моментом
смерти. Этот вредоносный демон, может быть, когда-нибудь и был человеческой душой,
но в гомеровском тексте Керы имеют с ней мало общего. Сначала это, по-видимому,
фетишистский образ самой смерти. В дальнейшем, как и везде, Кера смерти отделилась от
самой смерти и стала представляться в виде отдельного личного демона. Но Э. Хеден в
указанном выше исследовании доказывает, что на Гомере видна эволюция этого
конкретного и личного демона в направлении абстракции, когда этот термин получил уже
нарицательное значение. Попадается значение Керы не как самого момента смерти, но как
того, что ведет к моменту смерти – Ил., II, 830-835, XI, 329-332, VII, 527. Патрокл (XXIII,
78 сл.) даже говорит, что Кера дана ему от рождения. Если иметь в виду значение этого
демона как конкретной личности, то ярче всего о нем сказано при описании щита Ахилла
(Ил., XVIII, 535-538).
Там и Смятенье, и Распри теснились, и грозная Кера;
Раненых жадно хватала она, и не раненых также,
За ноги трупы убитых из битвы свирепой тащила;
Кровью людскою вкруг плеч одежда ее обагрялась. [283]
Личное значение Керы ясно также в тех местах, где Кера выступает вместе с другими
демонами, с убийством (Ил., II, 352, III, 6, V, 652, XI, 443, Од., II, 165, IV, 273, VII, 513,
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное