Гомер

время битвы богов начал свирепствовать Посейдон и земля могла разверзнуться, то Аид

сразу забыл о том, что он для всех ужасен, и, наоборот, сам впал в состояние ужаса,

вскочил с места и стал громко кричать (XX, 59-65). Больше того, у Гомера изображается

его ранение Гераклом; и ранение это было для Аида весьма болезненным, так что рану

Аида от стрелы Геракла Пеон едва залечил на Олимпе (V, 395-402). То, что Аид имеет дом

в глубине земли (XX, 482-484), и то, что он «славен своими лошадьми» (V, 654, XI, 445,

XVI, 625), и то, что его охраняет привратник-пес (VIII, 366-369, имеется в виду Цербер),

это не очень развитая мифология. И при всем том Аид и его супруга Персефона –

божества смерти и подземного мира, и именно их умоляет о смерти [305] Мелеагра Алфея,

мать этого последнего (IX, 366-571). Персефона охарактеризована несколькими

незначительными эпитетами. Одиссей боится, что из своей глубины она вышлет ему

навстречу чудовище Горгону (Од., XI, 633-635). О похищении Персефоны Аидом у Гомера

нет никаких упоминаний.

е) Итоги. Если подвести итог всем приведенным выше материалам относительно

гомеровской системы богов в историко-художественном отношении, то необходимо

сказать, что, кроме олимпийских, т. е. небесных богов, все остальные категории богов

представлены у Гомера не очень развито или совсем слабо.

Почему неолимпийские категории богов представлены у Гомера в художественном

отношении слабо? На этот вопрос может быть много разных ответов. Доолимпийские

божества, которых можно было бы назвать и теогоническими, представлены у Гомера

слабо потому, что это для него чересчур стародавние эпохи, о которых он едва помнит. Что

касается поднебесных богов, т. е. светил и ветров, то здесь, по-видимому, утрачивались

сами мифологические представления. Ведь светила и ветры у Гомера и не очень хтоничны

и не очень антропоморфичны. Можно сказать, что здесь только какие-то остатки хтонизма

и антропоморфизма. Это потому, что здесь уже начинали выступать материальные стихии

как таковые, близкие к тем, о которых говорила древняя натурфилософия. И если тут и

рисовались какие-нибудь художественные образы, то на примере Гелиоса, Кирки и Эола

видна чересчур большая очеловеченность всей этой поднебесной мифологии,

свидетельствующая о развитом родовом обществе и его эмансипированной родовой знати.

Наземные боги Деметра и Дионис слабо представлены у Гомера потому, что Гомер,

несмотря на всю свою народность, очень далек и от крестьянства с его земледелием и от

оргиазма с его уравнением всех сословий в одном безумном восторге. Только водяные

божества представлены у Гомера более или менее ярко, но редкое о них упоминание все

же удивляет. Только по одному, правда, очень яркому рассказу приходится на Протея,

Сирен, Сциллу и Левкофею. Рассказы эти явно имеют в виду художественно-

занимательные цели. Очеловеченность в стиле позднего родового общества везде

поразительная. Даже Аид стонет от смертного героя. Даже Геру однажды ранил Геракл

своей трезубой стрелой (Ил., V, 392-394). Даже Зевса можно легко обмануть. И хотя

официально говорится о всеведении богов, никто из богов, и даже сам Зевс, вовсе не

всеведущи, многого не знают и отличаются разными слабостями.

Почему олимпийские боги выдвинуты у Гомера на первый план? Они выдвинуты на

первый план потому, что они преподнесены как обоснование героического мира. Их

сущность – героическая, либо в прямом смысле слова, либо в косвенном, т. е. через связь с

героями. Однако по существу дела [306] обоснование героизма, т. е. доведение героизма до

предела, мыслится у Гомера чересчур формально. Если подробнее всматриваться в

художественный стиль всех этих олимпийских богов, то мы увидим в них, с одной

стороны, очень мощный хтонизм, местами даже перекрывающий героическую сущность

богов (Аполлон, Арес, Посейдон), а во-вторых, этот хтонизм очень часто используется у

Гомера ради целей юмора, иронии, даже бурлеска. Поэтому и здесь остается в силе тот

общий тезис гомероведения о художественной оценке у Гомера всех прежних эпох с точки

зрения эмансипированного художника позднего родового общества.

Хтонизм с историко-художественной точки зрения есть эстетика дисгармонии,

несоразмерности, нагроможденности и стихийной неупорядоченности. Героизм с той же

точки зрения есть эстетика гармонии, соразмерности, уравновешенности и пластической

упорядоченности. Но гомеровские боги не есть ни только хтонизм, ни только героизм, ни

только их переплетение. Это есть эстетика очень тонких эстетических категорий и прежде

всего юмора, иронии, комизма, добродушной насмешливости или просто занимательной

сказки. Поэтому все хтоническое и героическое доведено здесь до степени поэтического