Гомер

руководимый только одним чувством мести за Патрокла (337-354). После такого

неблагородного, зверского поступка его мягкое отношение к Приаму в XXIV песни есть

только признание своей вины и моральная победа над ним его врагов. Посейдон (XIV.139

сл.) порицает мрачное злорадство Ахилла по поводу поражения греков. С содроганием

сердца слушатели «Илиады» воспринимали описание издевательств Ахилла над трупом

Гектора (XXII.395 сл.). Труп Гектора Ахилл повергает ниц перед трупом Патрокла

(XXIII.24 сл.). В костер Патрокла Ахилл бросает двенадцать юных троянцев, убивши их

собственными руками (XXIII.175 сл.). А после погребения Патрокла Ахилл снова

возобновляет свое надругательство над трупом Гектора, волочит его вокруг могилы

Патрокла и бросает его лежать ничком на берегу моря (XXIV.15-22). Этот самый Патрокл,

ближайший друг Ахилла, и тот ему говорит (Ил., XVI.33-35), что он рожден не от Пелея и

[97] Фетиды, но скалами и морем и что именно от них у него такое жестокое сердце.

Даже Аполлон, который сам довольно зверского поведения, и тот возмущен

дикостью Ахилла и дает ему уничтожающую характеристику (XXIV.39-54), указывая на

его свирепость, зверство, несправедливость, бесстыдство, клокотание страстей и

безрассудство. Звериное исступление Ахилла возмущает и прочих богов и самого Зевса

(XXIV.113-116).

После всего этого трудно сказать, что Гомер идеализирует старый стихийный и

зверский героизм.

Не лучше обстоит дело и с Агамемноном, которого порицает и Диомед (IX.36-39), и

Нестор (IX.109 сл.), и Посейдон (XIII.111 сл.), и весь народ (II.222 сл.); он сам себя

осуждает (II.375 сл., IX.18, 115 сл.).

Таким образом, старый стихийный героизм в «Илиаде» заметно критикуется; и ему

противопоставляется герой нового типа, именно Гектор, которому теперь уже

несвойственно ничего зверского или безрассудного, но который является идейным

защитником своей родины и не действует из-за чувств мести, корыстолюбия или

властолюбия.

Гомер доходит до прямого осуждения и войны вообще. Беспощадную, зверскую,

беспорядочную войну, или войну для войны, олицетворяет собой у Гомера фракийский

Арес; и в уста Зевса вложена замечательная отповедь этому Аресу, где война

охарактеризована самыми бранными эпитетами (V.888 сл.). Войну очень резко критикует

Нестор (IX.63 сл.):

Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет,

Кто межусобную любит войну, столь ужасную людям.

Люди на войне открыто объявляются у Гомера только бессмысленными пешками в

руках богов (XVI.688-691). Налицо промелькнувшее даже и осуждение самого похода на

Трою и притом не только со стороны Гектора (XV.720), но и со стороны Ахилла (IX.327).

Таким образом, необузданная бойня и аморальные агрессоры осуждены у Гомера раз

навсегда. Война признается здесь только при условии ее морального оправдания. И в

этом смысле все симпатии Гомера не на стороне Ахилла, когда он вступает в бойню ради

мести, но на стороне Гектора, который сражается и погибает только за свою родину.

Конечно, Гомер смотрит на Троянский поход гораздо шире, вовсе не только троянскими

глазами. Но в таком случае он исходит из того морального оправдания похода греков под

Трою, которое вытекало из похищения Парисом Елены и спартанских сокровищ. В этом

свете изображены у Гомера и капризы Ахилла. Ахилл, со всем своим гневом и

узкочеловеческим себялюбием, действует в грандиозном морально-политическом

окружении; и если в чем-нибудь Ахилл оправдан, то только как [98] защитник своего

народа и восстановитель его попранных прав. Так Гомер корректирует старый стихийный

героизм в новом морально-гуманистическом направлении.

Обсуждая эту, ярко выраженную у Гомера антивоенную тенденцию, необходимо,

однако, оценивать ее в контексте всего гомеровского творчества. Малейшая изоляция этих

антивоенных настроений, т. е. малейшее игнорирование всего прочего, что есть у Гомера,

тотчас же превращает наше правильное наблюдение в недопустимую модернизацию

Гомера, а перекличку с ним наших современных настроений и идей превращает в

неимоверное искажение всего этого древнего художественного творчества.

Прежде всего примеров на «эпическое» или «бесстрастное» изображение войны у

Гомера сколько угодно. Песни XII-XV «Илиады» наполнены такими изображениями; и

было бы слишком грубо и вульгарно, если бы мы эту антивоенную тенденцию стали

требовать от Гомера решительно во всякой строке или решительно во всяком образе из

военной жизни.

Далее, необходимо учитывать общеэпическую идеологию, всегда возводящую всякое