Гомер: «Илиада» и «Одиссея»

Несмотря на то, что косвенные ссылки на произведения Гомера относятся к середине VII века до н. э. (они встречаются у таких авторов, как Алкман Сардинский, Архилох Паросский и Тиртей из Аттики), самые ранние прямые упоминания зафиксированы спустя двести лет после предположительного написания поэм. В I веке до н. э. Цицерон сообщает, что труды Гомера были записаны и получили своё окончательное оформление в Афинах при тиране Писистрате (т. е. в VI веке до н. э.)[53].Первая дошедшая до нас критическая работа о книгах Гомера была написана современником Писистрата Теагеном из Региума; о нём неизвестно ничего, кроме того, что из-под его пера также вышла издевательски-педантичная поэма, адресованная некоему Кирну, где автор советовал юноше продолжать устраивать разгульные аристократические вечеринки и держаться подальше от грязных демократов. Как отмечает Мильтон в «Ареопагитике», в IV веке до н. э. Ликург, оратор из Аттики, «был настолько привержен изящным ученьям, что первым привёз с собой из Ионии фрагменты произведений Гомера»[54], предположительно, отредактированные для широкой общественности. Четырьмя столетиями позже комментарии к Гомеру были уже настолько многочисленны и пространны, что знаменитый «Список кораблей» из «Илиады», длиной в шестьдесят две строки, представил филологу Деметрию из Скепсиса достаточно материала для целого тридцатитомника, ныне всё же утерянного[55].

Имя Гомера было известно не только учёным-филологам. Греческие колонисты завозили его книги во многие торговые города. Так, в Италии, приблизительно в эпоху основания Рима, т. е. в VIII веке до н. э., знание произведений Гомера считалось одной из важнейших составляющих хорошего образования. В могиле двенадцатилетнего мальчика, обнаруженной в ходе раскопок в Неапольском заливе, среди всего, что родители положили рядом с умершим сыном, чтобы его загробная жизнь не была скучной, находилась чаша с написанными на ней тремя строками на греческом языке. Текст первой строки неразборчив, однако вторая и третья строка гласят: «Я чаша Нестора, дарую пьющему радость, / Но кто выпьет из меня, воспылает тотчас / Страстью к прекрасной Афродите»[56].Эти строки — косвенная отсылка к «Илиаде»: Ахиллес, видя, что троянцы оттеснили армию греков к кораблям, просит Патрокла прояснить ситуацию. Мудрый царь Нестор принимает его в своём шатре, где уже поданы яства и где, среди прочей посуды, присутствует роскошный кубок?

…Окрест гвоздями златыми покрытый; на нём рукояток
Было четыре высоких, и две голубицы на каждой
Будто клевали, златые; и был он внутри двоедонный.
Тяжкий сей кубок иной не легко приподнял бы с трапезы,
Полный вином; но легко подымал его старец пилосский[57].

Можно предположить, чаша, найденная рядом с умершим мальчиком, знавала не один дружеский пир, где гости хвалились своими силой и геройством, поднимая её и, возможно, цитируя произведения Гомера. В свете этого трогательным представляется сравнение старого Нестора, который всё ещё мог поднять чашу, и маленького мальчика, которого смерть забрала ещё до того, как он смог это сделать.

Вергилий

Вергилий был, наверное, первым — по крайней мере, в литературе, — кто применил линейный принцип к судьбе героя, никогда не возвращающегося, всегда уходящего. Если бы я писал «Божественную комедию», то поместил бы этого римлянина в Рай: тогда, в полном соответствии с линейным принципом, роман стремился бы к своему логическому завершению.

Иосиф Бродский, «Бегство из Византии»

К III-II векам до н. э. творчество Гомера уже изучали в Александрийской библиотеке такие выдающиеся учёные, как Зенодот Эфесский, Аристофан Византийский, и — самый эрудированный из всех — Аристарх с острова Самос. В общих чертах используемый этими учёными метод работы с текстом сводился к следующим действиям: сначала осуществлялась историческая проверка предполагаемого авторства текста; затем текст тщательно структурировался и разделялся на песни или главы; наконец, для того, чтобы облегчить читателям изучение текста, подбирались комментарии и критика.