Гоминиды

Все рассмеялись.

– Да ладно, – сказала Бонни Джин. – Согласна, ситуация малость безумная, и искушение дать ей такое же безумное объяснение велико. Но давайте оставаться на твёрдой земле.

Шоуаноссовей тоже умел свистеть. Он изобразил тему из «Сумеречной зоны»[23].

– Прекратите! – рявкнула на него Бонни Джин.

Глава 15

Мэри Воган была единственным пассажиром принадлежащего «Инко» самолёта марки «Лирджет»[24], выполняющего рейс Торонто – Садбери. Садясь в самолёт, она заметила на его тёмно-зелёном боку надпись «Никелевый огурчик»[25].

Мэри воспользовалась коротким перелётом, чтобы просмотреть на портативном компьютере материалы по своим прошлым исследованиям; со времён публикации в «Сайенс» её исследований неандертальской ДНК прошло много лет. Читая свои записки, она наматывала на палец золотую цепочку от маленького крестика, который всегда висел на её шее.

В 1994 году Мэри сделала себе имя, когда сумела извлечь генетический материал из тридцатитысячелетнего медведя, найденного в юконской вечной мерзлоте. Поэтому, когда двумя годами позже в Rheinisches Amt für Bodendenkmalpflege – германском ведомстве, ответственном за археологические раскопки на территории Рейнланда, – решили, что пришло время посмотреть, нельзя ли извлечь ДНК из самой знаменитой окаменелости всех времён, того самого человека неандертальского, они позвонили Мэри. Она колебалась: образец был обезвожен, никогда не замораживался, и – оценки разнились – ему было около 100 000 лет, втрое старше медведя. Однако устоять было невозможно. В июне 1996 года она прилетела в Бонн и явилась в Rheinisches Landesmuseum[26], где хранилась находка.

Наиболее известная её часть – верхняя часть черепа с надбровными дугами – выставлялась, остальные кости хранились в стальном ящике, запертом в стальном шкафу, стоящем в стальном сейфе размером с комнату. Мэри вошла в сейф в сопровождении местного препаратора костей по имени Ганс. Они надели защитные пластиковые комбинезоны и медицинские маски; были предприняты все меры предосторожности для того, чтобы избежать загрязнения древних костей современной ДНК. Конечно, нашедшие кости археологи без сомнения их загрязнили, но за минувшие с тех пор полтора века их незащищённая ДНК на поверхности костей полностью распалась.

Мэри могла взять лишь малюсенький кусочек кости; туринские священники стерегут свою плащаницу[27] столь же ревностно. Тем не менее это оказалось чрезвычайно трудно и для неё, и для Ганса – они словно оскверняли величайшее произведение искусства. Мэри обнаружила, что утирает слёзы, наблюдая, как Ганс ювелирной пилой отрезает полукруглый фрагмент толщиной всего сантиметр и весом три грамма от правой плечевой кости, сохранившейся лучше других.

К счастью, твёрдый карбонат кальция в наружных слоях кости должен был защитить и сохранить исходную ДНК внутри её. Мэри привезла образец в свою лабораторию в Торонто и высверлила из него крошечные кусочки.

Потребовалось пять месяцев кропотливой работы, чтобы извлечь 379-нуклеотидную последовательность из контрольного участка неандертальской митохондриальной ДНК. Мэри воспользовалась полимеразной цепной реакцией, чтобы создать миллионы копий восстановленной ДНК, а потом тщательно секвенировала её. Потом она проверила соответствующий участок митохондриальной ДНК 1600 современных людей: канадских индейцев, полинезийцев, австралийцев, африканцев, азиатов и европейцев. У каждого из этих 1600 людей по крайней мере 371 из 379 нуклеотидов были одинаковы; максимальное отклонение равнялось всего восьми нуклеотидам.

Но в ДНК неандертальца в среднем лишь 352 нуклеотида совпадало с современными образцами; отклонение в целых двадцать семь нуклеотидов. Мэри заключила, что её вид людей и неандертальцы должны были разойтись в развитии где-то между 550 000 и 690 000 лет назад, чтобы их ДНК оказалась настолько различной. Общий же предок всех современных людей жил, вероятно, между 150 000 и 200 000 лет назад. Хотя разделение линий людей и неандертальцев произошло гораздо позже, чем разделение рода Homo и его ближайших родственников, шимпанзе и бонобо, имевшее место от пяти до восьми миллионов лет назад, это всё же было достаточно давно, чтобы Мэри посчитала неандертальцев совершенно отдельным от современных людей видом, а не просто подвидом: Homo neanderthalensis, а не Homo sapiens neanderthalensis.

Многие не согласились. Милфорд Уолпофф из Мичиганского университета был уверен, что неандертальские гены были полностью включены в генофонд современных европейцев; любой образец, демонстрирующий что-то иное, он считал нехарактерной последовательностью или неверной интерпретацией.

Но многие палеоантропологи согласились с выводами Мэри, хотя каждый – и она сама в том числе – оговорился, что для подтверждения нужно провести дополнительные исследования… если только появится другой источник неандертальской ДНК.