Гомо Сапиенс. Человек разумный

Первыми часами для человека стали «гномоны» («указатели тени» в буквальном переводе) – солнечные часы, изобретенные, как полагают, еще вавилонянами.

Рассказывают, что в Древней Греции на центральной площади в Афинах были установлены для общественного пользования большие солнечные часы. Как узнавали горожане время? Понятно, ни радио, ни телевидения, ни телефона тогда не было, поэтому о времени оповещали скороходы-гонцы. Сверившись по солнечным часам, они бежали на окраину города и за мелкую монету сообщали время всем желающим. Немудрено, что точность их сообщений зависела от многих обстоятельств. Во всяком случае, она была обратно пропорциональна расстоянию от площади, где находились солнечные часы…

Гномоны не годились для облачных дней, были бесполезны ночью – тут их подменяли водяные часы, «клепсидры», что в переводе с греческого означает «крадущие воду». Время в клепсидрах буквально «текло», изливалось тонкой струйкой.

По тому же, собственно, принципу действуют и всем знакомые песочные часы. В раннем средневековье они служили главным лабораторным прибором у алхимиков. И ныне их еще можно встретить во врачебных кабинетах.

Клепсидры – были, говорят, сконструированы даже карманные водяные часы! – стали неотъемлемой принадлежностью судебных заседаний. При этом солидный судебный процесс требовал десятков кружек воды, пустяшные дела – много меньше.

Возле судейской клепсидры обычно стоял специальный раб-служка – водяной сторож: в его обязанности входило останавливать текущую струю и пускать ее вновь. При остановке раб просто зажимал пальцем отверстие или же вставлял в тонкую трубку похожую на гвоздь затычку.

Если, к примеру, обвинитель, произнося речь, заставлял читать документы или свидетельские показания, то ему дозволялось на это время останавливать часы. И он просто кричал рабу у клепсидры: «Останови воду!»

Гномоны, клепсидры… Настоящими указателями точного времени стали механические часы. В них очень нуждались обитатели монастырских келий. Устав предписывал монахам последовательно чередовать молитвы с работой в поле, огороде, в мастерских. И вот в 1510 году слесарь из Нюренберга Петер Хенляйн (1479–1542) ладит чудо механики – механические переносные часы со стальной пружиной.

С этого момента, строго говоря, и начинается история современных часов. Старинных брегетов – их поминает в «Евгении Онегине» Пушкин, эти хронометры богачей изготовлялись из золота, украшались брелоками, драгоценными камнями, снабжались устройством для мелодичного перезвона, – каминных, башенных и иных часов, на смену которым теперь пришли часы электронные, кварцевые, атомные, лазерные.

Механики, электронщики, физики превратили часы в настоящую «машину точного времени». Идет постоянная борьба за стабильность, надежность и, прежде всего, точность. Эта работа началась не вчера. Скажем, автором одного из первых будильников был великий Платон (428–348 года до новой эры). Особая клепсидра, издавая ужасный трубный сигнал, заставляла учеников философа, живших в домиках, рассеянных по саду Академии, вставать по утрам и приниматься за работу.

Свой вклад в конструирование будильников внес и великий итальянский художник Леонардо да Винчи (1452–1519). В его будильнике-клепсидре, «часах, пригодных тем, кто скуп в расходовании своего времени», так изобретатель сопровождал описание устройства своего аппарата, малая сила (принцип реле) запускала большую. А ее было достаточно, чтобы поднять – действие рычага, соединенного с петлей, – на ноги человека, спавшего в постели.

6.10. Хомо фабер

Я обращаюсь к вашей светлости, открываю перед вами свои секреты и выражаю готовность, если вы пожелаете, в подходящий срок осуществить все то, что в кратких словах частично изложено ниже.

Из письма Леонардо да Винчи к Лодовико Моро, сыну Франческо Сфорца, фактическому правителю Милана.

О технической деятельности Леонардо стоит потолковать особо. При упоминании этого славного имени мы тотчас же представляем себе легендарную фигуру живописца-новатора, титана искусства, автора всемирно известных полотен: «Джоконда» (портрет Моны Лизы), «Тайная вечеря». Однако для самого Леонардо живопись все же была занятием второстепенным.

Когда в 1482 году, ему тогда перевалило за 30, он перебрался из Флоренции в Милан, продукция Леонардо, как художника, была ничтожна, но знаний и умения он накопил немало. В Милан он привез с собой не только художественные замыслы и наброски, но и тьму материала технического рода – чертежей, схем, всевозможных рисунков и записей о своих изобретениях.