Гомо Сапиенс. Человек разумный

Видимо, человек и вещь, созданная его руками, находятся между собой в таинственных, глубоких, интимных отношениях. Вещь, сделанная мастером, обогащает его ровно настолько, насколько он вложил в нее душу. Хорошо сделав свое дело, человек доволен собой, весел, доброжелателен, смело смотрит в будущее. И, наоборот, человек, создающий уродливые вещи, дичает, озлобляется, ненавидит себя и окружающий мир. На нем грех и проклятие изуродованной вещи.

Советский писатель Фазиль Искандер, «Картинки» (Яндекс)

Гастев мечтал о свободном труде, не подозревая, что уже через десятилетие в нашей стране воцарится совсем иной трудовой климат, другое трудонастроение. Что победит принудительный, безрадостный труд. Победит идеология.

А о том, как она ломает, калечит человека-мастера, однажды на страницах «Огонька» в статье «Человек идеологизированный» прекрасно рассказал писатель Фазиль Искандер.

«Что с нами случилось?.. Отчего такой дефицит? – пишет Искандер. – Отчего даже если и удается приобрести нужную вещь, она почти всегда плохо сделана? В ней как бы заложено изначальное стремление к уродству. Почему в метро, в толпе, в очереди так редки хорошие человеческие лица? Кажется, люди, как вещи, сделанные ими, зачаты наспех, мимоходом и даже с некоторым отвращением. А, может быть, то, что мы делаем, одновременно делает нас?

Идеология – вот, на мой взгляд, первопричина всего. Сначала была идеология, и она была бог. В лихорадочном ожидании мировой революции она пронзила все сферы жизни, и всякий продукт духовного или физического труда должен был нести на себе мистический отблеск, знак верности конечной цели. Все! От книги до пуговицы, от электростанции до картошки».

С Искандером трудно не согласиться. Воцарившаяся всюду идеология, диктат, как надо работать, действительно, свели на нет все усилия, все труды Гастева. Но он-то не мог предвидеть беды и, в 20-е годы, развернул поистине титаническую деятельность.

Некоторые теоретические установки Гастева, похоже, адресованы и к нам, россиянам и другим людям начала III тысячелетия:

«Долой панический ритм от кампании к кампании, от урожая к урожаю, от дождя к дождю!.. Долой безверие, ржавчину психики, путаную ходьбу и ротозейство! К голой методике, тренировке неотступной, как метроном».

Позднее, уже возглавив ЦИТ (эмблема ЦИТа изображала опускающийся молот в нескольких положениях – нечто вроде замедленной съемки удара; нарисовано это было на фоне сетки координат – удар оказывался как бы в тенетах анализа), Гастев от слов перешел к экспериментам. Уже тогда в его лабораториях исследовалось влияние музыки на производительность труда.

Какие только опыты не велись в ЦИТе! К руке рабочего прикреплялись крохотные лампочки. В затемненной комнате то плавно, то резко вычерчивались кривые, будто светящимися карандашами в точности повторяя рабочее движение молотка или напильника. Эти линии фиксировались на пластинке фотоаппарата. Потом печатались снимки и начинался анализ «циклограмм»: какое движение рабочего является лишним.

Одновременно с изучением характера движения замерялись и другие данные: мускульные усилия, частота движений. Снимались и физиологические показатели: газообмен, кровяное давление, пульс…

Накопленный материал позволил Гастеву и его сотрудникам начать разработку научной методики обучения слесарей, токарей, монтеров, кузнецов, строительных рабочих, текстильщиков, авиаторов. Гастев вскоре перешел и к массовому переобучению рабочих, основав для этого при ЦИТе акционерное общество «Установка».

Свои теоретические и экспериментальные работы Гастев, опытный мастер слова, бывший поэт, умело перемежал с делом пропаганды новых взглядов в прессе. Так, однажды он выступил в «Правде» (ноябрь 1923 года) со статьей-«загадкой»: «Почему немец работает лучше русского?».

«Отгадка», считал автор, заключалась в том, что немец хоть, может, и не знает слова «НОТ», как, скажем, рядовой москвич, слыхавший про научную организацию труда, зато он, немец, обладает тем, что автоматически обеспечивает ему первенство в «соревновании» с русским – обладает трудовой культурой. А нашим рабочим, писал Гастев, ее еще надо прививать.

И эта культура, ядовито добавлял Гастев, не в «начитанности», а в сноровке. И воспитывается она не агитацией, а тренажем.

8.8. В каждом сидит Форд