Гомункулус Зуммингера. Рецепт Парацельса

Эллина крепко спала. До утра она не вспоминала эти обидные подозрения своего сердца. Она не вспоминала, но тяжесть в груди будет ей напоминать до самого вечера о ночной тревоге, обиде и сомнениях.

Было совсем поздно, а князь сидел на берегу, рядом с горячим костром. Было тепло, и князь задремал. Тепла не хватает тепла, – размышлял он, – Эллина чудесная женщина, но с какого-то времени, как ему показалось, она охладела к нему. Альберт не знал, что делать. Последние годы его душа редко когда обретала покой и радость. Даже сейчас, на несколько мгновений он не мог отвлечься и почувствовать в полную силу красоту этой лунной ночи, не мог отдаться чуть слышному шелесту воды и расслабиться у горячих углей костра. Альберт чувствовал, как она ждет его, но в то же время, в очередной раз, он не хотел идти, боясь разочарований своих надежд. Князь, учитывая свое положение, мог позволить себе быть иногда сентиментальным и нерешительным.

Совсем поздно он вернулся в замок. Перед тем, как лечь спать, он зашел в спальню к супруге, надеясь сам не зная на что. Она спала, почти совсем скинув с себя одеяло. Князь попытался нежно ее разбудить, но она лишь повернулась, сказав, – уже так поздно, милый я так долго ждала тебя и совсем устала.

– Я скоро должен буду уехать на несколько дней, Эллина.

– Я буду скучать, Альберт, – ответила она словами, не вкладывая в них совсем своего сердца, – решил князь.

– Чтобы ты не скучала, я бы хотел поставить у тебя в спальне свой портрет, ты не против?

– Ну, что ты, конечно. Я буду смотреть на него, а он на меня. Мне так нравится, когда ты смотришь на меня, Альберт. Я совсем засыпаю, в следующий раз приходи раньше.

Эллине было приятно, что он все еще думает о ней и все-таки тревожится. У нее даже мелькнула в тот момент надежда, что у них все будет хорошо. Зеркальный мир нас разъединит, он же соединит обратно, – думала она сквозь сон, и представляла, что теперь хоть так, но они будут вместе. От этих мыслей ей снова стало хорошо.

– Давай спать, любимый, – прошептала она и снова крепко уснула.

Эллина бывает нежная со мною только во сне, – думал Альберт, – как только она скидывает пелену сна, то все меняется.

Еще одна тоскливая ночь впереди, думал князь, восхищаясь роскошным телом, Эллины. Он никак не мог отвести взгляд от ее гладких ягодиц, красивой спины…

Ему очень хотелось ее разбудить но, представив ее отказ, решил не делать этого, а насладиться ею так, как часто он это делал, глядя на нее сонную и желанную.

Альберт возвращался к себе в спальню в дурном настроении, в очередной раз разозлившийся на самого себя. Странное дело, – думал он, – эта пелена, что скрывала ее нежность, утолщалась с каждым годом все больше и у меня самого не хватает сил, чтобы убрать это невидимое препятствие между нами. Явно между нами встала чья-то злая воля. Зато сейчас появилась надежда на Парацельса. Надо будет сделать все так, как он скажет, другого выхода у меня нет.

Этой ночью он составлял план перестройки комнаты, которая находилась рядом со спальней супруги. Вопросы политики оставались на последних планах, когда мысли затрагивали сердечные дела Альберта. Князь размышлял, как незаметно обустроить жизнь алхимика – затворника. Видимо, придется доверить это дело своей тайной службе, – думал Альберт. У него было несколько полностью доверенных лиц, которым он мог поручить любое дело без опасения огласки.

На следующий день, тайная служба князя была полностью задействована. Пока Эллина занималась детьми, умельцы устроили все так, как им сказал князь. В стене спальни, напротив зеркала, повесили портрет князя, а рядом, среди лепнины, было сделано незаметное отверстие. В комнате алхимика, к этому месту была приставлена стеклянная колба на полке. Туда же, к алхимику было помещено кое-какое оборудование. Место его временного заточения к вечеру было готово, и служба доложила о проделанной работе князю.

В душе Альберта царила полнейшая неразбериха. Как я мог ввязаться в эту авантюру? – думал он. – Этот Парацельс недаром имеет странную славу проходимца! Но зато в его практике случаются воистину настоящие чудеса! Как он смог убедить меня и как я решился? Дать наблюдать, пусть даже через колбу, за собственной женой! Но с другой стороны, – размышлял князь, если не испытать это средство, пока есть такая возможность, то как быть дальше? Эта стена обоюдного непонимания и разлада, крушит всю мою жизнь! Другое дело, если она была бы мне безразлична, но все как раз наоборот! Альберт сидел у себя в кабинете, но никакие мысли о хозяйстве не могли перебить размышления об Эллине. Какая она чудесная! – думал Альберт, вспоминая ее формы. Он вспоминал, и теплая волна начинала биться о его сердце.

А если что не так, ров вокруг замка глубокий, – сделал он заключение своим сомнениям. – Если сейчас не поделюсь этой красотой, то в ближайшем будущем придется отдать ее навсегда. Так решил князь и послал Парацельсу гонца с письмом. Посмотрим, если все наладится, сделаю Зуммингера своим личным врачом.