Гончая

– Дедушка, – встав, сказал Пайр, его голос был спокойным и лишен всяких эмоций. – Мой дедушка.

Глава двадцать восьмая

Тэмпест

Она не знала, что сказать Пайру. Он в отчаянии уставился на остатки деревни, будто не осмеливаясь взглянуть на родного дедушку. Возможно, он боялся того, что увидит на лице старика, или, скорее, того, чего не увидит.

В любом случае у Тэмпест не было опыта в подобных ситуациях. Потеряв мать в столь раннем возрасте, девушке посчастливилось никогда больше не сталкиваться со смертью кого-то из своего окружения. За время жизни с Гончими никто из ее знакомых не пал жертвой болезни или серьезного ранения. Даже в семье Джунипер все были здоровы.

На ум пришли только слова: я соболезную твоей утрате, но они казались пустыми. Само собой, она соболезновала Пайру. Но она не могла вспомнить таких слов, от которых мужчина перестал бы дрожать. Возможно, их вообще не существовало.

Благодаря открытому проявлению горя Пайра, Тэмпест наконец-то перестала плакать и смогла восстановить контроль над своими умственными способностями. Она проследила за его взглядом и посмотрела на деревню более внимательно. Поселение разнесли в клочья, и несколько близлежащих коттеджей дымились, словно их крыши горели. Последний удар по этому месту нанесли внезапно и совсем недавно.

Она почему-то чувствовала, что сама виновата во всем.

Приготовившись ощутить дыхание смерти еще раз, Тэмпест оставила Пайра и Бриггса и снова пошла гулять по деревне. Ни старые, ни молодые, ни мужчины, ни женщины – никто не избежал чумы.

Наркотик. Кто-то его специально создал.

Сердце болезненно сжималось всякий раз, когда она видела хрупкую фигурку ребенка, лежащего в своей постели или на улице с навсегда закрытыми глазами и остановившимся дыханием. Обнаружив мать, прижимающую к себе ребенка, она снова начала плакать, и весь – с трудом обретенный – контроль вновь был утерян.

– Несправедливо, – проговорила она, не потрудившись утереть слезы. Она хотела прочувствовать их, хотела доказательства того, что она не причастна к этой несправедливости. Если король Дестин и Гончие действительно в ответе за массовое убийство, представшее перед ее взором…

Тогда я не хочу участвовать в их планах.

Однако этого недостаточно.

Девушка развернулась, чтобы посмотреть на Пайра, и увидела, что сам он уже пристально смотрит на нее. Она кивнула.

Я уничтожу того, кто несет за это ответственность, кем бы он ни был.

Несмотря на гнев и жажду мести, Тэмпест было страшно. Как ей дойти до правды? Как ей теперь возвращаться домой и обличить Алекса с его наркотиком? А может, он невиновен? Вдруг он признается в том, что знал о преступлении? Как она может сделать хоть что-то? Она была всего лишь одним человеком. По спине пробежал холодок. Что она будет делать, если все Гончие окажутся к этому причастны?

А что же король Дестин?

Несмотря на тепло послеполуденного солнечного света, Тэмпест поежилась. Король напугал ее при первой встрече и до сих пор приводил девушку в ужас, но Гончая и подумать не могла, что он способен на такую бессмысленную жестокость. В конце концов, он казался хорошим правителем. Столица процветала за счет торговых сделок, и уровень бедности в городе не превышал показатели правления его отца.

Дотэ – всего лишь маленькая часть очень большого королевства, Тэмпа. Ты не настолько наивна, чтобы думать, что состояние одного места является показателем жизни во всей стране.

А это означало, что Тэмпест должна подойти с умом к тому, что нужно делать дальше. Осторожно. Просчитывая наперед. Если король Дестин довел до совершенства свой образ хорошего и справедливого правителя и Гончие действительно являлись его безоговорочно преданными ручными псами, то возвращаться в Дотэ с невероятными обвинениями и криками об убийствах никак нельзя.

У меня должны быть свои козыри в руках. Думай, Тэмпест. Думай.

И тут ее осенило.

Военный совет короля Дестина. Ей нужно попасть туда и завоевать его доверие.

Она бросилась к Пайру. Ноги стучали по брусчатке. Он наблюдал за ее движениями с совершенно бесстрастным лицом. Лисьи уши полностью прижались к голове.

Сначала она засомневалась, а затем расправила плечи.

– Ты специально привел меня сюда.

Он рассмеялся:

– Так и есть.

– Скажу еще раз: мне так жаль…

– Ты уже выразила соболезнования, – сказал он. – Не думай, что тебе нужно выражать подобные сантименты во второй раз. Я верю, что твоя скорбь – искренняя. Не переживай, я совершенно не считаю, что ты лжешь.

Его слова были резкими и звучали в аристократически безразличном тоне.

Она покачала головой:

– Я и не переживала.