Гончар из Модиина

На рассвете 14 адара, во второй день недели, ровно через пять лет и десять дней после начала рекрутской службы, Эльазар бен Рехавам направился в Иудею

Однако дорога домой оказалась значительно длиннее, чем он предполагал.

Небольшой караван, состоящий из двух всадников и плотно груженого мула, провожал лишь один человек – фессалиец Никас, с которым у Эльазара сложились деловые и одновременно приятельские отношения. Тот нередко помогал Эльазару при загрузке печей и получал от него комиссионные за продажу гончарных изделий купцам караванов, проходивших мимо Дура-Европоса.

Первые сотни стадий дороги были хорошо знакомы Эльазару. В этих местах конники Силоноса не раз проводили боевые учения.

Пересеченная местность была идеальной для этих целей. Она изобиловала небольшими ущельями, впадинами, обширными песчаными холмами. К тому же рядом была река, что исключало необходимость тащить с собой запасы воды.

Рассказывая все это своей попутчице, Эльазар показал в сторону песчаных холмов, за которыми, в знойной дали пустыни, скрывались заросшие берега Большого Эвфратского канала, иногда называемого рекой Кебар. У этих берегов, вспоминал Эльазар рассказ рава Нафтали, находились древние иудейские города Тель-Авив, Тель-Мелах, Тель-Харша, возникшие еще во времена грозного царя Навуходоносора.

В предчувствии дальней дороги, лошади выбрали мерный, неторопливый шаг. Эльазар не гнал их, хотя хорошо знал, что темнота в этих местах наступает неожиданно быстро, а ночи все еще длинные.

Он расслабился. Отдыхал. Наслаждался отсутствием постоянно висевшей над ним необходимости жить в жестких рамках военного распорядка. С удовольствием вспоминал, как заказывал у знакомого портного светлые хламиды себе и Эсте, как выбирал для неё нарядную тунику.

С улыбкой вспоминал, с каким удивлением и благодарностью она приняла подаренные ей высокие закрытые сандалии с приделанными к ним шпорами-шипами.

Он подарил ей и небольшую, связанную из тонких ремешков, плеть. Плеть была легкой, красивой и у самой рукоятки завершалась кольцом из сыромятной кожи. Это кольцо легко накидывалось на запястье руки.

Он с интересом наблюдал, как она обхаживала лошадей. Мыла и ежедневно чистила. Делилась с ними своей едой, даже медовыми лепешками, доставшимися ей при посещении бейт-кнессета.

Радовался, что она неправдоподобно быстро овладела премудростями верховой езды. Казалось, что для неё не составляло никакого труда оседлать лошадь, забраться в седло, управлять поводьями. При этом, все, что она делала Эста сопровождала непонятными словами и еле слышным напевом.

Он даже, шутя, спросил её, не собирается ли она и в дороге разговаривать только с лошадьми?

– Нет! – ответила она совершенно серьезно. – И с моим хозяином тоже.

Теперь, отъехав добрых полтораста стадий от Дура-Европоса, Эльазар обнаружил, что на руке Эсты не было плети. Не пользовалась она и шипами на сандалиях. Шипы куда-то исчезли. Даже поводья не были натянутыми. Они свободно висели по обеим сторонам уздечки.

Эста сидела в седле уверенно, словно верховая езда была для неё не вынужденным, но давно привычным делом. Она управляла лошадью еле заметными жестами, легким посвистыванием, голосом, и лошадь с явным удовольствием повиновалась хозяйке.

– Кто тебя этому научил? – не выдержал Эльазар. Ты явно превзошла своего учителя.

– Нет, не превзошла, – ответила Эста, – ты меня научил многому. Ты возвратил меня к жизни… Но первым моим учителем была моя бабушка Сарра.

– Отец разводил породистых лошадей, но объезжала их бабушка. Она была бесстрашна! – в голосе Эсты, зазвучала гордость и глубочайшая тоска. – Бабушка умела говорить с лошадьми, – продолжала она. – Лошади подчинялись ей, как малые дети. Это по её требованию из дому были выброшены все, до последней, плети!

Потом, когда бабушка совсем постарела, она позвала меня и сказала, что научит всему, что сама умела, но я дала клятву хранить это в тайне. Ты первый и…последний, – сказала она очень серьезно, – кто это узнал.

– Я подружилась с лошадьми, – продолжала Эста, – с тех пор как помню себя. В пять лет я уже участвовала в состязаниях и завоевала свой первый приз. Это была плеть с золоченой рукояткой. И бабушка тут же её выбросила. – Сказав это, Эста надолго замолчала, а затем, как бы очнувшись, почти шепотом продолжала:

– Лошади – самые близкие человеку творения Всевышнего, – и уверенно уточнила: – Различие состоит лишь в том, что Всевышний не наделил их человеческой душой. Всё же остальное им дано. У них есть свой язык, ум, хорошая память, которой мог бы… иной человек позавидовать. Они, подобно людям, способны ненавидеть и любить, даже очень сильно любить, – последнее она произнесла с глубоким душевным трепетом.

Слушая Эсту, Эльазар блаженно прикрыл глаза. Он наслаждался ощущением свободы. И рядом была она, ради которой он выбрал эту дальнюю дорогу. Не вникая в смысл слов, он прислушивался к её голосу. Этот голос был еле слышен в оглушительной тишине Вавилонской пустыни, но ему представлялось, что этот голос, заполнял всё окружающее пространство, проникал в самые потаённые уголки, его, Эльазара, души.

Незаметно прошел первый день пути. Лошади по-прежнему мерным шагом преодолевали бесконечное пространство. Никто их не торопил. Казалось, они действительно предчувствуют долгую и нелегкую дорогу, экономят силы.

Дорога пролегала по прибрежной пустыне Евфрата. Изредка им пересекали дорогу небольшие стада диких ослов, возвращавшихся с водопоя. Вдали паслись серо-коричневые страусы-гиганты…

Однажды, в том месте, где дорога вплотную приблизилась к руслу реки, Эльазар увидел семейство неторопливых дроф. Он тут же извлек из чехла лук и приложил стрелу, но передумал, не выстрелил. Он и так взял с собой большой запас еды и тащить лишних десять мин свежего дрофиного мяса, было неразумным.

– Дрофиное мясо, печенное на костре вкуснее мяса страуса, – объяснил он Эсте, – но они ни в какое сравнение не идут с мясом куропатки, запеченной в глине.

– А мясо диких ослов ты не пробовал? – спросила Эста.

– Нет! – однозначно ответил Эльазар, – но конникам оно было по вкусу. Они даже запасались им, чтобы поесть дома, в крепости.

– Филон однажды принес мне кусок ослиного мяса, – прервала его Шифра.

– Что?! – опешил Эльазар

– Но я его не ела, – поспешила Эста, – зато наши коты, которых ты приютил в мастерской, с удовольствием сожрали.

Эльазар промолчал, решив про себя, что Эста, быть может, была права, скрыв от него дары Филона.

К вечеру они сделали первый привал. Эльазар выбрал небольшую площадку, окруженную с трех сторон отвесными каменными глыбами, в то время как четвёртая сторона была обращена в сторону реки.

Здесь было тихо и спокойно. Сюда не задувал ветер, налетавший из пустыни и приносивший песок и белесую пыль.

Освобожденные от тяжелой поклажи животные, спустились к реке и жадно пили. С ними пошла Эста. Эльазар принялся высекать огонь, чтобы разжечь костер. Около костра поставил навесной шатер для Эсты. Себе же привычно расстелил узкий походный ковёр.

Вскоре Эста возвратилась. Она привела искупанных лошадей. С её хламиды стекали струйки воды, однако, не обращая на это внимание, она с тревогой рассказала Эльазару о странном поведении лошадей.

– Так они ведут себя, когда чувствуют близкую опасность!

– Не тревожься, – успокоил её Эльазар, – здесь мне всё знакомо, никакой опасности нет, – и заботливо добавил: – В твоем шатре я положил сухую одежду. Переоденься, а эту просуши у костра.

Сам же улегся на своё ложе и сделал вид, что засыпает. И, действительно, вскоре заснул, однако по выработавшейся в полевых условиях привычке, спал чутко и мгновенно просыпался от любых неизвестных шорохов.

Проснулся он и на этот раз. Привстал. Полумесяц тускло освещал черный бархат неба, вскоре и вовсе исчез, спрятавшись за глыбами каменных стен.

В сгустившейся темноте Эльазар четко расслышал осторожный топот доброй дюжины лошадей. Прислушиваясь к этому топоту, он решил, что такие звуки могут возникать лишь когда на ноги лошадей надеты звукопоглощающие кожаные мешочки, чтобы незаметно подобраться к противнику, либо лошади вообще были не подкованы.

Он невольно потянулся к луку, забросил на плечо чехол со стрелами. Одну приложил к тетиве. Боковым зрением он увидел, что и Эста не спит. Она подошла к встревоженным животным и принялась их успокаивать.

Не снимая стрелы с натянутого лука, он незаметно выглянул из-за каменного укрытия и громко расхохотался.

Привлеченные запахом лошадей к укрытию Эльазара и Эсты приблизилось стадо диких ослов, но, почуяв людей, они замедлили шаг, а затем, испугавшись, унеслись в сторону посветлевшего горизонта.

Эльазар возвратился в укрытие. Около шатра горел неяркий костер. Эста сидела на камне, туго укутавшись в подсохшую хламиду. Эльазар присел рядом и подробно рассказал о ночных гостях. Затем принес охапку сухого тростника и подкинул в огонь.

Вспыхнувшее пламя осветило лицо Эсты, она прикрыла глаза и блаженно потянулась. Тень её густых длинных ресниц тончайшей вуалью легла на высветленный лоб. Распущенная коса прикрывала плечи, опускалась к поясу. Она улыбалась, глядя на Эльазара, и эта улыбка излучала детскую беспомощность. Манила к себе.

С огромным трудом Эльазар отвел от неё взгляд.

Он вновь и вновь воскрешал в памяти образ Ривки, гибель которой навечно сожгла его чувства. И не была ли её безвременная гибель причиной того, что он добровольно пошел в рекруты, заменив сына лавочника Нимрода, готовившегося к свадьбе?

В этих воспоминаниях он искал поддержку, цеплялся за них, как за спасательный плот, хотя это давалось ему совсем нелегко

Его возвратила к действительности Эста. Она поднялась, подкинула в огонь несколько веток. Чуть заметно потянулась.

– Рассветает, хозяин, – не пора ли нам в дорогу?

– Пора, – быстро согласился, застигнутый врасплох Эльазар, и непривычно торопясь, принялся седлать лошадей. Эста, тем временем, расстелила у костра небольшой квадрат чистого холста, выложила ячменные лепешки, сушеный сыр, пригоршню сухих финик. Вода, в небольшом плоском глиняном сосуде, напоминавшем современную флягу, стояла в стороне. Сосуд был удобен и лучше сохранял содержимое. То была последняя выдумка Эльазара.

Они молча позавтракали, загасили костер и еще до первых лучей утреннего солнца, прошли более двадцати стадий.

Спустя три дня непрерывного пути, не считая коротких привалов, они достигли верховьев Евфрата, затем резко повернули на Запад, вначале к городу Алеппо, а от него, через Сирийские ворота, к Александрии Месопотамской.

Этот город-крепость был основан во времена победоносных походов Александра Македонского, и служил более века опорным пунктом греческого господства в этой части империи. И сейчас Александрия Месопотамская была главным городом Месопотамской гипархии.

В Александрии Эльазар намеревался найти нужный ему корабль, который бы плыл в сторону Геллеспонтского пролива Пока же отыскал постоялый двор.

Город располагался на возвышенности, охватывавшей широкой подковой глубокую, надежно защищенную, бухту. Корабли прибывали сюда со всех концов империи – от далекой Египетской Александрии и критской Солы, до Геллеспонтского пролива и легендарной Тавриды. Для устрашения пиратов, часто нападавших на купеческие корабли, на рейде Александрии грозно возвышались боевые триремы.

После долгих поисков, Эльазар нашел нужный ему корабль. Это было большое двухпалубное судно, направлявшееся в Гераклию Понтийскую. О большей удаче Эльазар не мог и мечтать.

Согласно схеме, данной ему Силоносом, Гераклия находилась на берегах Понта Эвксинского, от неё можно было попасть в Тавриду, как и в любую другую греческую колонию или полис, расположенные вдоль морских берегов.

Одна из таких колоний – Колхидская гавань и была конечной целью Эльазара. Далее можно было подняться на мулах или лошадях к горным селениям Иберики.

Найти столь подходящий корабль помогли Эльазару его находчивость, приобретённая во время рекрутской службы и… случай.

В один из дней, возвращаясь из долгих и безуспешных поисков, он обнаружил, что дверь их жилища на постоялом дворе наглухо заперта. На его стук никто не отвечал. Он замер, пронзенный острой тревогой.

Пришел в себя, когда почувствовал тяжелую руку на своем плече. Перед ним возвышался огромного роста человек и снисходительно улыбался.

– Почему господин рвётся в запертую дверь? – услышал Эльазар насмешливый вопрос.

– Я здесь живу! – резко ответ он.

– Здесь никто не живет , – усмехнулся великан, – здесь лишь останавливаются на бесконечных дорогах человеческой жизни, увы, не бесконечной!

Эльазар предпочел не пререкаться. Он подошел к небольшому отверстию комнатного окна, прорезанного в толстой бревенчатой стене, поднялся на цыпочки и увидел бледное испуганное лицо Эсты.

– Что здесь происходит?! – охваченный яростью, повернулся он к непрошеному гостю, но тот бесследно исчез.

Эста, едва открыв дверь, бросилась к нему, рыдая. Он обнял её, принялся успокаивать, как маленького ребёнка.

– Расскажи, что произошло? Кто этот человек?

– Не знаю… – беспомощно всхлипывала она, – три дня тому назад, когда мы только приехали, я заметила этого циклопа . Он уже тогда слишком пристально смотрел на меня. С ним было еще двое. Они всё время переговаривались между собой и следили за нами. Потом я их видела еще раз, когда мы были на базаре.

– Так почему же ты не рассказала мне раньше? – отстранился от неё Эльазар.

С тобой, мой хозяин, я ничего не боялась, – прошептала она, крепко держась за Эльазара, – а без тебя мне стало страшно. – Она смотрела на него огромными, полными ужаса глазами. – Они опять могут меня украсть и… тебя тоже. – И она вновь забилась в истерике.

С большим трудом Эльазар успокоил её. Затем, как можно осторожнее, спросил:

– Он к тебе не прикасался?

– Нет, – замотала она головой, – я бы не позволила.

И Эльазар увидел в её руке короткий кривой нож. Такие ножи продавались на базаре у оружейников Дура-Европоса. – Он не приближался ко мне, но сказал, что он из сыскной полиции и разыскивает девочку, которую украли у родителей. Потом начал расспрашивать кто я? Мое имя, имя отца, откуда мы и куда едем?

– И что ты ему сказала? – как можно спокойнее спросил Эльазар.

– Я сказала, чтобы он ушел, что без моего хозяина я не скажу ни слова, – и она вновь разрыдалась. – Тогда циклоп заорал на меня и потребовал, чтобы я замолчала, иначе он мены арестует и выяснит не беглая ли я рабыня? – Испугавшись, я забежала в комнату и, как ты велел, закрыла дверь толстой доской.

Некоторое время Эльазар обдумывал услышанное. Потом велел Эсте надеть нарядную хламиду и покрыть голову, как это делали иерусалимские женщины. Сам же облачился в парадную одежду конника и прикрепил пурпурную ленту награжденного "За храбрость". Затем они направились к роскошному дворцу наместника. Здесь же находилась таможенная полиция, сыскная служба и небольшой отряд охраны, состоявший из копейщиков.

Проходя мимо помещений сыскной службы, Эста невольно остановилась. Она увидела своего преследователя – циклопа. Он тоже узнал её и направился, было в её сторону, но, увидев Эльазара, остановился.

Эльазар, ничего не замечая, грубо подтолкнул Эсту – "Не отставай ни на шаг и не оглядывайся!" – услышала она приглушенный голос.

Вскоре они оказались внутри большого двора. В центре солнечными осколками рассыпались струи замысловатого фонтана. И тут же исчезали в прозрачной воде просторного бассейна.

В отличие от шумных и знойных улиц города, здесь было прохладно и тихо. Воины, стоявшие у огромной двери, скрестили копья, но, увидев на кожаном панцире конника пурпурную ленту, мгновенно подняли оружие, приветствуя награжденного.

Царским наместником и одновременно военным комендантом порта, оказался невысокий, плотного телосложения, македонец. Под его массивным носом темнела крупная вишневая родинка, которую он пытался скрыть небольшими усами, не свойственными грекам.

Войдя в огромный зал, Эльазар приветствовал коменданта, как высшего военачальника, приложив правую руку к левому плечу и чуть преклонив голову.

В ответ последовал дружеский взмах руки, который означал ответное приветствие и одновременно приглашение – присесть рядом на высоких, расшитых золотом, подушках.

Эльазар вновь приложил руку к плечу и показал на солнечный закат, что по традициям конников означало: не остается времени на разговоры.