С тех пор прошло более полугода, но она еще и сейчас ощущает тяжесть его ноги, покрытой золотистыми волосами. Её очень тревожила рана, оказавшаяся более серьезной, чем она вначале думала.
Ей было бесконечно жаль раненого. Она с трудом сдерживала слёзы. Пустила в ход все свои знания и умение лечить, которым славилась далеко за пределами Модиина.
Она и сейчас молилась. Просила Всесильного помочь Ему, другу её единственного брата, хотя он и гой.
Шифре не давала покоя, врезавшаяся в память деталь. Она знала, что он страдает от сильных болей, и была поражена не сходившей с его лица улыбкой. В этом было что-то по-мальчишески озорное и одновременно по-мужски героическое.
Он даже пытался шутить, что бы успокоить её, сестру друга, сказав, что теперь их
Смуглое от загара лицо Силоноса светилось загадочной красотой, изредка Шифра ловила не себе его взгляд. Чувствовала, как невольный трепет пробегал по её разгоряченному телу. С трудом владела собой. Но когда она случайно обращала к нему взгляд, он тотчас отводил глаза.
Она скорее почувствовала, чем поняла, что этот бесстрашный и сильный мужчина чего-то боится. И от этого её тоже охватывал сладостный страх.
В ней проснулось материнское чувство. Ею овладела тревога за этого человека, заброшенного волей судьбы далеко от дома, от любви близких.
И вновь слова молитвы возникали на её устах.
Она лежала на своей девичьей постели, сотканной ею же, из душистых степных трав, и слёзы узкими ручейками отсвечивали на её висках.Постепенно уходила ночь. Над Иудейскими горами плыли большие светлые облака. Освещенные лучами восходящего солнца, они зажглись нежным розовым огнем. И Шифре казалось, что это были вовсе не облака, но паруса огромного волшебного корабля, плывущего за синеватой дымкой, повисшей над горами.
В тишине рассвета были четко слышны торопливые шаги. Люди спешили к утренней молитве. Всевышний дарил им еще один, новый день.
Каким он будет?