Гончарный круг

— Мать честная! С избой-то что сделали, ребята!? — огляделся Макар. — Переборка выехала. Свадьбу што ли играть наладились? А Матрена где? Эй, Матрена! Здорова ли, матушка, да ядрена? Где, говорю, она? — спросил он приятеля.

— На полдни, поди, ушла. Чего тебе?

— Вона, а у тебя и язык еще живой? Ну-ко, ставь самовар живо. — Макар застучал колодой по полу, стал отпихивать толстые резиновые кабели. — Чего вы их тута напутали? Вота кино-то! Ставь, говорю, самовар-от! Оплошал, што ли, сидиш-то? Али греешь чего? А я сходил бы пока сундук в горнице открыть…

Михаил Лукич повернулся к приятелю, поглядел на него недоверчиво. Неужто смеется, леший? Или на самом деле откроет? И живо ли хоть там чего?

— Говорю, ставь самовар! — И Макар не удержался, чуть дрогнул голосом.

Не распрямляясь, Михаил Лукич сунулся от круга к печке, где в углу стоял самовар, выволок его, выхватил из горшка полизеню, отжал в кулаке, стал мазать самовар — надо, чтобы блестел для такого случая.

— Который из вас, пойдем-ко со мной, — позвал Макар.

— Мне пойти? — спросил Денис.

— Нет, парень, ты сиди. У Валентина кость потоньше будет. Пойдем, Валя, чего покажу…

— Что там у него? — спросил Денис, когда Макар увел Валентина.

— Уж и не знаю, и живо ли там чего? Подарок мой ему к свадьбе. Чашек дюжину я ему накрутил с блюдцами да медовницу. Посуды-то тогда другой где взять было? Вот и… Токо раз такие-то и вышли. Дак штуки три у его оставались — после войны видал.

Михаил Лукич азартно тер самовар то одной тряпицей, то другой и весь подрагивал от нетерпения, что-то нашептывая себе. Будто это молодость его сейчас явится показаться ему, поглядеть, что от нее осталось в нем. Да и то сказать, тридцати ему еще не было, когда смахнул в один присест на Макарову свадьбу дюжину чашек с блюдцами и медовницу. Легко-то как! Двумя пальцами взял и вытянул тонюсенькие жбанчики. Как только глина тогда не свернулась? Правда, каждую пришлось крутить на кругу, пока подсыхала, а то бы сели бока. А подсушенную-то глину до обжига еще напильничком да шкуроской потер. Вот уж верно, что овсяный блин были — скрозь видать.

— Чу, идут! Дверь им отвори поди. — Михаил Лукич привстал у самовара.

Денис отворил дверь.

— Лбом не стукнись да и не споткнись, батюшко! — попросил Михаил Лукич, увидев, что долгожданное добро несет Валентин, а не сам Макар.

Парень осторожно переступил порог и внес в избу поднос, прикрытый белым вышитым полотенцем. Михаил Лукич юркнул к столу, обмахнул рукой клеенку и не утерпел, потащил полотенце, едва Валентин поставил поднос. Денис глянул на Валентина, чтобы по лицу предупредить свое ожидание, но тот был важен, как длиннофокусный объектив, и не больше.

Михаил Лукич снял полотенце, покомкал его в руках, потыкал им себе в глаза и присел на лавку успокоиться: нехорошо так-то уж на своих-то рук дело глядеть.

А посреди стола на вытертой клеенке в зеленую шашечку стоял некрашеный поднос, выстроганный Макаром из сосновой доски, и на нем — три простенькие темные чашечки, такие же блюдца и медовница на манер старинного ковша утицей. Вот и все сокровище. Ну, да еще старое полотенце, скомканное Михаилом Лукичом. Все просто, как хлеб: поднос — старая доска в свой сосновый рисунок, когда-то выскобленная стеклышком и провощенная, полотенце домотканое, беленое на снегу и вышитое красными нитками в ярославскую строчку, глиняные вещицы — почти черные, с треснувшей в мелкую паутинку глазурью. Ни замысловатых форм, и блеска отделки. Будто это и не сделано никем, будто возникло само из толчеи природы — как камень на земле, как цветы, как капля ее гармонии и простоты.

Денис присел на корточки возле стола, стал разглядывать вещицы, не прикасаясь к ним руками.

— Действительно глина? — спросил он.

— Глина.

— А как же их можно было сделать такими тонкими?

— А кто его знает? Сделались вот…

— И не потрескались, пока сохли?

— А это глина такая, дураха. Моя глина не трескает.

— А вы знаете, что будет, когда мы покажем все это в фильме?

— Да што уж будет-то? — спросил Макар.

— У вас будут их отнимать за любые деньги все музеи, будто это те самые чашки, из которых алкали Сим, Хам и Яфет вместе с Ноем!

— Уж ты нахвастаешь! — по-бабьи кокетливо отмахнулся Михаил Лукич.

— Да? А что, если я пошлю их снимки в Эрмитаж или в Русский музей? С кем поспорим, что за ними тут же приедут?

— Вона как! У их еще хозяин живой. Обожди, умирать буду, дак хошь с колодой вместе пущай везут.

— Об этом мы еще поговорим. А пока самовар греется… Я бы сейчас вынес круг на улицу, и на кругу, монтажно, сначала блюдца по одному, потом чашки так же, потом медовницу. И все это хороводом. И чтобы небо и земля — хороводом. Лужок тут есть за овинами, перед Пеньковским полем… Валентин, Виктор, круг и все остальное — в поле. Быстро.

Глава 20

…Василий с председателем выехали за деревню. Там Леонид Константинович остановил газик, спросил:

— Ну, так и что дальше?