Гончарный круг

– Смял. Пухнуть начала дак… – Михаил Лукич поглядел на свою правую руку. Сухую, изношенную, вялую. – Вота какая уж стала! А была-то такая ли? Восьмой уж десяток… Скоко всего поприделано! Однех горшков поприверчено скоко! Да колхоз сорок лет на тех же руках. Да три войны. А руки-то все одне, без запасных… И чего бы хоть вам до прошлого года приехать? Знаешь, какие кринки вертел на спор с Кондратием? Што овсяный блин черепок-то. Сквозь видать! А отожгешь, бывало, такие-то – хошь благовест в их звони. А теперича щелкнешь ее – и што Матрене в зад, нехорошо сказать…

– Пошел панихиду петь! – протянул Макар. – Обожди помирать-то. Щас Митька прилетит, чай, привезет чего. А уж надо будет чего, дак сядешь и навертишь.

– Да нет… Художник, к сожалению, не вечен в своих возможностях, – проговорил Денис. – Это правильно, что нам надо было раньше приехать, раньше вас узнать, раньше показать людям то, что вы делаете… И как делаете! Но. Судя по вчерашним вещам, мы еще и сегодня не опоздали. Накрутите еще! Эка невидаль, правда, дядя Макар?

– Невидаль-то не эка, а така, коли она невидаль-то.

Черт! Тоже верно! – поняв смысл Макарова каламбура, сказал Денис. Золото старики, что на слово, что на руку!

От фермы они пошли в сторону старой кузницы, где лежали давно ошкуренные и местами отполированные штанами бревна. Судя по мусору, место это давно уже облюбовано колхозными мужиками для «случаев».

– Не прогнал бы мимо, шалапутной-от наш. Проскочит как к дому да разбудит тама… – забеспокоился Михаил Лукич и пересел повыше, чтобы повидней было дорогу.

– Не бойсь, Митька место знает! – обнадежил его Макар.

Старики продолжали говорить ворчливыми голосами про Митьку Савелова, про народ, что давеча торчал возле дома Михаила Лукича, а теперь торчит у диковинной машины. Спины им палило высокое еще, мутноватое от жары солнце. Бревна от этой же жары пахли своим последним, пока еще здоровым сосновым духом, хотя и слабым уже, потому что лежат они здесь не первый год и уже повыветрились, поусохли, но еще не успели запреть. И от черной кузницы, истомившейся от пекла, пахло старым, перегоревшим в копоть железом и сопревшим, рассыпавшимся углем очага.

Денис лег на бревна. Он глядел в усыхающую траву, торчащую у комлей, и почти не слышал говора приятелей, потому что думал о своем. Он вспоминал, что взялся за эту тему нехотя и лишь потому, что очень его просил отснять если не полную ленту, то хотя бы сюжет, редактор студии народного творчества. Он готовился к работе над фильмом о древней архитектуре, и в Пеньки заехал по пути в Ростов-Великий, буквально на день-два. Но вот уж и второй день на исходе и ничего практически не снято, а он не торопится. Почему? Да потому что понравились ему эти старики – озорник и балагур Макар и бесхитростный, хрупкий нутром дядя Миша, потому что увидел здесь, как древнее ремесло становится искусством, и надо теперь суметь передать это в коротком сюжете. А почему, собственно, в сюжете? Макар дал прекрасное начало для большой ленты. И есть ритм для всего фильма – ритм гончарного круга. Есть тема, есть ритм, есть настроение. Теперь нужен материал. Нужен характер – вот такой, как в рассказах Макара – горький, отчаянный, веселый. Характер безысходно талантливого человека… Талант безысходен? Если истинный, то очевидно! Иначе от него можно было бы избавиться – ведь так покойно жить бесталанным! Привычки меняются, навыки приходят и уходят, а что делать с талантом? Если он такая же потребность, как жить, кормиться, продолжать род? Говорят, талант вскармливается тщеславием… Нет, тут что-то не так… Безусловно не так! Тщеславие может быть свойством и бесталанных натур. Талант требует признания – это вернее. Как всякий врожденный инстинкт, он проявляется в полной мере лишь тогда, когда для него создаются условия… Вернее, это не инстинкт, это врожденная возможность, которая наиболее полно реализуется лишь в подходящих условиях. Хотя… Человек может творить и в безвестности, не сознавая своего права на признание… И это тоже талант. И тяжкий крест, и истинное счастье одновременно. Дебри. Дьявольская диалектика!

…Митька знал, где искать стариков. Он подрулил к кузнице, разгрузил обе пазухи. Закуску в свертке положил на бревна, водку аккуратненько поставил в тенек, на землю.

– Из ладошки пить-то будете? – хитро спросил он.

– Пошто из ладошки? А карман-от у тебя чего топорщится? Да тута вот пошарь, нету ли какой черепеньки? – Макар показал Митьке, куда сунуть руку под бревна, и тот достал граненый стакан, влажный от земли, замусоренный, со щербатым краем.

– Вона как объели. Это вчерась али сегодня утром. Ужо цельный был. – Макар выдул из стакана мусор, подал посудину Митьке. – На-ко, держи, плесну маленько. Да гляди, не объешь дальше край-то.

– Не, я не буду! У меня еще дел по горлышко.

– Уж будто и откажешься? А то дак и не дам больно хорошо.

– Только, что за ваше здоровье, если…

– Дак, уж коли за наше здоровье тебе выпить не жалко, давай плесну чуток. Ну-ко, вон с Михайлой, а мы с Денисом вдругорядь.