– Ничего. Долго я не задержу. – Василий распрямился, застегнул ворот рубашки. – Где председатель колхоза?
– В бригадах. Где ему еще быть в такое время?
– Ясно. Ну, так вот, слушайте внимательно: садитесь сейчас на свой драндулет, быстро разыщите председателя и скажите, что снимать сегодня мы будем на веранде Дома культуры. Пусть распорядится освободить ее. Это первое. Второе: найдите белую, или нет, лучше красную косоворотку с вышивкой и с пояском для Михаила Лукича. – Василий окинул взглядом хозяина. – Сорок шестой размер. Помнится, у вас в танцевальном ансамбле были такие. Привезите-ка парочку сюда. Съемку мы начнем часа через полтора, так что времени у вас мало. Ясно я излагаю?
– Ясно… Хотя… У меня ведь и свое начальство есть, тот же председатель колхоза, – начал, было, Савелов.
– А я знаю, кто у кого начальство, – осадил его Василий. – Так что вы не тратили бы время.
Митька не нашелся, что сказать на это, только спросил:
– Косоворотки-то с «петухами» надо?
– С «петухами».
– Как сказано. – Парень нехотя поднялся с табуретки и медленно вышел на улицу. Там с одного качка завел мотоцикл и на полном газу рванул его с места, только трава брызнула из-под колеса.
– Лихач! – улыбнулся Василий, проводив Митьку взглядом.
– Митька-то? Лихой! – согласился Михаил Лукич. – Кого хошь объедет и без мотоцикла.
– Вот и пусть теперь объезжает. Как спина у вас, Михаил Лукич?
– Живет вроде теперича…
– А я бы сейчас упал и уснул. – Василий опять устало расстегнул ворот рубашки.
– Взял да упал. Вон в горницу поди на диван.
– А если снимать начнут?
– Чай, все одно обсохнуть надоть.
– Я сухой, как египетская мумия. Но все равно полежу. Полчасика. Пока вы обсыхаете.
– Мать, постелю ему собери, – распорядился Михаил Лукич. – Да коровы, гляди, на полдни пригнались, чего стряпаешься-то?
Василий пошел за Матреной в горницу.
– Уморили вы руководителя районного масштаба! – вяло пошутил он.
– Не усни, гляди, Вася тама, а то будить будет жалко, – напутствовал его хозяин.
– Нет-нет. Я полежу просто.
– Ну-ну, полежи… После Макарова пара не уснет, чу, Денис! Собери щас вселенский собор, и то не добудишься. Квасной пар! Меня, бывало, батька после квасного пару горшками будил. Придешь, бывало, после бани, ткнешься, где есть, и – мертвое тело. А батя, царство ему небесное, озорник был. Возьмет горшок, потоньше который, звякнет по лбу, и проснусь. «Чего?» – говорю. «Подвинься, – скажет, – тоже, мол, посумерничать надоть». – Михаил Лукич прошел к двери, послушал, ушла ли Матрена доить корову, открыл горку, не глядя, запустил туда руку. Но на крыльце что-то скрипнуло, и он выдернул руку из горки. Открылась дверь, просунулась черная голова Макара.
– Леший-то, напугал меня! – махнул на него рукой хозяин.
– Не блуди, дак пугаться не будешь.
– А ты уж углядел! Колоду-то свою ставь куды-нибудь – на мост али в избу. – И Михаил Лукич снова сунул руку в горку, в самое ее заветное место.
– На-ко вот поставь! Лешая-то твоя за портки держит. Отстань, говорю, Матрена! – Макар задергался в притворе, будто вырывался у кого.
Михаил Лукич выхватил из горки поллитровку, сунул ее под рубаху и в два шага очутился на лавке, в красном углу. И глаза свои большие притупил, будто знать ничего не знает.
– Эко, христорадничек какой сидит! Это тебе не копны волокать – Матрене-то отвечать. – Макар вошел в избу довольный, что напугал приятеля. – Щас я ее позову. Эй, Матрена, ну-ко, где ты тута?
– Во-во! – нашелся Михаил Лукич. – Поди-ко, поищи ее, а мы с Денисом щас управимся. Поди-поди!
– Колода, парень, набрякла в бане-то. Токо што вот до стола дойти. – Макар задрал колоду, дескать, гляди, какая она есть.
– То-то, леший вороной! Стопки в горке возьми.
Старики погомонились по дому, собрали маленькую закуску и весело выпили по первой с «легким паром».
– Старики, а ведь вы мне чего-то обещали, – сказал Денис.
– А чего?
– А песни!
– Вота, вспомнил!
– Пока мы одни-то…
– Гость у тебя, Михайла – бородка нижегородка, а ус – макарьевский! Налей-ко вот еще. Вино да водка мужикам дерут глотку.
Денис налил в стопки. Старики хотели чокнуться, но а крыльцо кто-то поднялся, и они, накрыв стопки ладошками, опустили их на лавку, а Михаил Лукич и бутылку спрятал за спину. В избу без стука вошел парнишка в кепке, спущенной на уши, потный до ручейков по щекам – на велосипеде гнал.
– Дедо Миш, тебе письмо дядя Димитрий прислал. Тетка Маня опять девку в капустнице нашарила, – отбарабанил он и спросил без передыху: – А воды у вас нету – пить охота а то.
– Чего она, лешая, плохо рылась в капустнице-то? – спросил Макар.
– А я почем знаю? Тетка Надя Васильева вон дак парня принесла.
– Из магазина, поди?
– Ха, из магазина! – засмеялся парнишка и поднял кепку с мокрого лба, а потом отвернулся – застыдился.
– Ну, дак чего, Михайла? – Макар поднял стопку с лавки. – Имеем-то каким назвали?
– Не разберу, чего пишет. Ну-ко, Дениско, ты погляди.
– Маргарита, кажется. Да, Маргарита.
– Маргарита, мать твою возьми-то! Дак, с Маргаритой тебя, приятель! – И Макар лихо выпил одним глотком. – Хорошая девка будет! Гонца-то, поди, наградить надо.