Гончие Артаксеркса

Погружённый правительницей в сон, Калос рассказывал, как мама его поит молоком прямо из крынки. Его лицо разгладилось от детских воспоминаний. Калос рассказывал, как они купались в детстве в горячих источниках, мальчишки по грудь сидели в мутной, белёсой, тёплой воде, рядом из неё же подымались водные растения, колышущиеся от их смеха и воплей.

Вернулся Барзан, успевший за это время заварить для правительницы целебный отвар, на попечение Маржия они все научились основам врачевания.

Аккуратно, Атосса подушечками пальцев, круговыми движениями на ладони юноши начала приводить его в себя. Мальчик очнулся из забытья воспоминаний.

— Я что, заснул, — Калос сел, и весь его вид удивлённо-извиняющийся. Женщина вздохнула, это же сколько надо было поиметь лаконца, что бы сделать из него плачущую девчонку.

— Барзик, передай пару слов Маржику, — Атосса указала подать ей пишущий прибор, — И пусть ещё растирки пришлёт, и Лазика больше не обижать!

— Кого, — переспросил фригиец.

— Я тебе, Барзан говорю, Калоса больше не трожь, — и уже обернувшись к юноше, смягчившись, — пойдём Лазик, я тебе что подарю.

Тяжело поднявшись, на больные ноги, опираясь на руку лаконца, Атосса подвела его к ларцу с драгоценностями. Она отдала ему тяжёлую жемчужную нить.

— Можешь носить. Если надо будет, продашь. Твоё это, — Атосса достала золотые серьги, длинные, резные из тонких пластин. — И серьги твои. Не сердись, что тебя усыпила, всё будет хорошо.

Калос держал подарок на вытянутых руках, в ладошках. Ему было неудобно, что столько внимание он привлёк к себе. Он не верил, что ему подарили просто так, что не отберут, юноша боялся поверить правительнице.

— Заходи ко мне почаще, — она передала ему мешочек, куда можно положить драгоценности, и уже обращаясь к Барзану, — Не стой столбом. Писать буду.

Фригиец передал правительнице маленький письменный столик, который она поставила себе на колени, сев на деревянный трон. Это был не финансовый документ, и даже не храмовый, поэтому писала Атосса его не на глиняной табличке, а на небольшом куске египетского папируса. Это было красиво и дорого.

«Аталана Маржию.

Не смей больше обижать скворчонка. Пусть учится, а то порку тебе прилюдно устрою. Разврату не дам множиться».

Надев кольцо с печатью на палец, она скрепила документ.

Маржик вернулся домой, взбешённый пребыванием у Оха. В Парадизе у него был свой угол. Ценили ликийца как врача, бывало, что и ночевать там приходилось, так, что оборудовано всё было удобно.

В деревянном ларе хранились травяные сборы. Отдельно находился стол с дорогой стеклянной посудой, где огнем, через змея, он делал выжимку из растений. По стене шёл длинный стол с разными нужными инструментами, плошками, тканями… Это было его помещение, с невысоким сводчатым потолком, чистое, с желтыми стенами и арочной дверью. К тому же, была вторая комната, где стояло ложе для сна. Там было под самым потолком маленькое окошко, что бы во время отдыха поступал свежий воздух.

Закончив изготовление выжимки из трав, Маржик скинул с себя рабочий хитон из льняной ткани украшенный полосами, и одёрнувшись, поправив оружие на поясе, подошёл к больному.

Умакуш был в домашнем, сакском куладжи. Взяв из рук врача чашу, с горячим отваром, Ох сначала пригубил, пробуя на вкус. Знает он этих врачей, гадость какую-нибудь несусветную подсунут, а ты пей. На редкость питьё оказалось терпимым, и он с причмокиванием стал пить из глиняной чаши, пока врач кисточкой, из другой чаши начал намазывать ему открытую волосатую грудь. Надо было прогреть сердце, что бы опять молодые силы заструились по организму.

Чёрными кольцами волосы блестели на груди от согревающей смеси. На голове, темные, завитые локоны тоже блестели, но совсем уже от другой смеси, ароматной, поддерживающей завитки, придавая всей голове ухоженный вид. Умакуша можно было назвать красивым, не смотря на невысокий рост и широкое лицо. Правитель следил за собой. Весь его бравый, моложавый вид ласкал глаз и располагал к себе собеседников, но не армию. Там его не любили.

Промыв желудок поданным Маржиком горячим отваром, Ох сплюнул всё в подставленный тазик и присел на ложе, отдав свои холёные руки на попечение врача. Маржик делал горячий компресс, массируя эбонитовой палочкой по точкам кисти, под горячей тряпкой, разгоняя застоявшуюся кровь. Потом этой процедурой подверглись и стопы ног. Окурив владыку целебными травами, он уложил Оха на ложе, давая возможность отдохнуть и впитать в себя результаты процедуры, и погрузится в энкомисис.

— К ночи должно подействовать, — выдал вердикт доктор.

Маржик не был глупцом, прекрасно знал своё дело. Проверив Оха, осмотрев его глаза, ногти, уши, он понял, что правителя травят аконитами, но полученной информацией пока делиться не спешил. Яд из организма вывел, настой противоядие сделать не хитрая процедура, а вот найти, кто умысел имеет, кто синими колокольчиками Умакуша травит.

Пока правитель отдыхал, Маржик перешёл на другую половину своих апартаментов.