– Довольно! – оборвал его воевода. – Хватит! Ничего не знаю и знать не хочу! В Смоленск с моим отрядом пойдете! Пока добром предлагаю. Не захотите, на веревке приведу, как коров или коней заводных. Ну, что?
Смолянин глядел с прищуром, испытующе. Его люди приблизились, окружив троих обезоруженных плотным кольцом.
Окинув взглядом копейные жала и наконечники стрел, следящие за каждым его движением, Никита вздохнул. Может быть, он и сумеет прорваться, уйти в лес, а вот Улан-мэрген с крыжаком вряд ли.
Брат Жоффрей, видимо, подумал о том же.
– Мы принимаем ваше приглашение, воевода, – торжественно проговорил он, не дав Никите открыть рта. – Найдутся ли у вас свободные кони под седло?
– Кони? – ощерился Илья. – А вот дудки. Пешком пойдете. Твердила!
– Я тут, Приснославич.
– Подбери их оружие. Да побыстрее!
Больше не говоря ни слова, не слушая возмущенного бурчания крестоносца, он развернулся и вспрыгнул в седло. Выкрикнул для своих уже:
– До Смоленска доберемся, холопов на санях пришлем за убитыми. И товар бросать негоже, надо привезти и родичам купцов отдать.
Уже шагая по дороге, Никита понял, что же из увиденного не давало ему покоя…
Грудень 6815 года от Сотворения мира
Смоленская дорога, Русь
Ночную тьму разрывало пламя двух костров.
Невысокие, кривоногие воины в лисьих малахаях и войлочных подшлемниках, в куяках и чаргахах[110] по очереди проходили между огнями под бормотание седого, но еще крепкого шамана.
Вообще-то обряд очищения следовало проделать еще дня три назад, после того как отряд нукуров столкнулся с неведомым злом в забытой людьми и Великим Небом лесной деревушке. Но Кара-Кончар спешил – тверичи уходили, не останавливаясь, и, если оторвутся чересчур уж, то попробуй догони. Тем паче нельзя о смолянах забывать – если вдруг сядут на хвост, то отвлекут от главной цели.
И только отъехав подальше, ордынцы остановились на долгий привал, давая роздых усталым коням, а хитрый, как матерый лис, шаман Джерби развел священный огонь.
Нукуры молились кто Великому Небу, кто Аллаху, стараясь отвести прилипшее зло и неудачу, которой только дай слабину – прицепится, как репей к собачьей шерсти.
Кара-Кончар приказал устроить достойное погребение погибшему Алтану. Бедняга был хорошим воином, отважным и умелым, но невезучим. Может, и не стоило брать его в поход? Ну, теперь что толку рассуждать?
Татарский вождь сидел у костра и с содроганием вспоминал, как распахнулась дверь избы и из нее вывалился нукур, зажимая горло, а между его пальцами тугими струйками била алая кровь. Он еще подумал тогда: «За что? Ведь мы хотели честь по чести попросить харчей, никто не собирался грабить…» Как, увидев свежую кровь, напуганные смерды в один миг преобразились и с голыми руками бросились на его воинов, которые, не ожидая подвоха, разбрелись по деревне кто куда. Пришлось браться за оружие и убивать. Рубить и колоть рычащих, словно дикие звери, селян. Бить из луков… Хорошо еще, что заранее озаботились взять с собой не ордынские стрелы, а русские. Теперь, если кто-то наткнется на уничтоженную весь… дружинники смоленского князя, к примеру, или просто случайно проезжающие мимо купцы… то татар не заподозрят. И снег третьего дня шел – следы замело надежно.
Федот вздохнул. От боя он отродясь не бегал, но нет сейчас времени на стычки со смоленскиим порубежниками или княжьей дружиной. Тверичи уходят все дальше и дальше на закат…
Скрипнул снег под мягкой подошвой. Кара-Кончар повернул голову.
Верный Бургут стоял в трех шагах, согнув спину и упираясь кулаками в колени.
– Чего тебе?
– Я выполнил твое приказание, Кара-Кончар. Всех проверил. У Хори кусаная рана. Выше колена. Проклятые урусские псы! Штанину прокусили…
Федот помолчал. Вздохнул. Стоит ли звать шамана? Что нового может сказать Джерби? Они и так уже все обсудили еще на предыдущей ночевке. Перебитые ими урусы несомненно были одержимы злыми духами, вселяющими в людей ярость и жажду крови. И не такую, как у обычного воина, впадающего иногда в боевой раж, когда вокруг свистят стрелы и звенят сабли. Там все понятно и объяснимо. Здесь же люди на глазах зверели, пренебрегая опасностью, кидались грудью на клинки, лишь бы дотянуться зубами до горла врагов. Хитрая хворь. Кто знает, есть ли снадобье, спасающее от нее? Поможет ли молитва? Хватит ли сил у священного огня изгнать злых духов?
Джерби рассказал, что слышал еще от своего деда историю, как в одном стойбище заболел пастух.
Днем он был самым обычным человеком, а ночью его обуревало страстное желание напиться крови. Вначале одержимый нападал на овец, загрыз нескольких жеребят, и сторожевые псы – здоровенные, кудлатые, не боящиеся один на один волка, – поджимали хвосты и прятались, почуяв его приближение. Потом он принялся нападать на людей. Загрыз женщину, украл младенца прямо из люльки, покусал соседа, вышедшего ночью из юрты по малой нужде.