Гонимые

— Мудро сказано, хан-отец! Подходишь к чужой юрте — не дразни собак.

Нельзя ослушаться чэнсяна, но двигаться ему навстречу можно любым путем. И по Улдже тоже… — сказал Тэмуджин.

Нойоны весело засмеялись. Хан Тогорил скупо улыбнулся.

— И хитер же ты, мой сын Тэмуджин. Пожалуй, даже похитрее Джамухи-сэчена.

— Почему он не здесь, хан-отец?

— Наверно, не хотел встретиться с тобой. Не думал я, что вы подымете руки друг на друга. Огорчили мое сердце.

— Моей вины в этом нет.

— Я думаю, виноваты оба. Оба и сделайте шаг к примирению.

Тэмуджин промолчал.

Долина Улджи была удобна для засады. По обоим берегам светлоструйной реки росли кустарники, перемежаясь лугами с высокой, нетоптаной травой.

Хан Тогорил и Тэмуджин рассредоточили воинов в кустарниковых зарослях, наказав под страхом смертной казни ничем не выдавать своего присутствия.

Татары появились на склоне дня. Россыпью протрусили разведчики, прошли дозорные сотни. Кони под татарами были усталые, дозоры выбирали наиболее легкий путь по открытым местам, не особенно внимательно присматривались к зарослям. Показались основные силы. Тэмуджин отвел ветку тальника, приложил ладонь к глазам. Татары двигались без строя. Лошади на ходу хватали траву. Ну, проклятые, держитесь!

Пронзительно завыли сигнальные стрелы. Воины Тэмуджина и Тогорила с двух сторон бросились на татар. Те остановились, на мгновение застыв от изумления. Потом одни поскакали вперед, другие стали поворачивать коней.

Понемногу татары упорядочили свои ряды, но сдержать неожиданного напора не смогли, покатились назад.

Бросив поводья на луку седла, Тэмуджин мчался рядом со своими воинами. Перед ним маячили согнутые спины татар. Враги оглядывались, били пятками в бока усталых лошадей. Настигнув одного из них, Тэмуджин поднял меч. Татарин повернул голову. В молодом лице ни кровинки, в глазах ужас.

Удар меча пришелся по затылку, не защищенному шлемом. Татарин медленно склонился на гриву коня, вывалился из седла.

Татары смяли собственные обозы, заметались меж повозок, пытаясь закрепиться за ними. Грузный старик в золоченом шлеме бил плетью своих воинов, поворачивая назад. Но они текли мимо него. Опустил плеть, выхватил меч и кинулся навстречу воинам Тэмуджина. Серый конь, дико вытаращив глаза, всплывал на дыбы. Меч старика с сокрушающей силой опускался на головы воинов, а их удары были бессильны поразить старика, закованного в железные доспехи. Вокруг него стала образовываться пустота. Остановив коня между двух повозок, он никого не подпускал к себе. На татар это подействовало лучше плети они стали пробиваться к старику. Падали одни, по их трупам лезли другие. Тэмуджин достал лук. Но выстрелить не успел. К старику подскакал Чаурхан-Субэдэй. Он не кинулся на него, как другие, прыгнул на повозку, с нее, по-кошачьи изогнувшись, — на серую лошадь.

Падая вместе со стариком на землю, ударил его ножом в шею.

Татары взвыли и, не пытаясь больше сопротивляться, бросились бежать.

Подъехав к Чаурхан-Субэдэю, Тэмуджин слез с коня, ногой тронул тело поверженного старика.

— Отважный был человек! Не знаешь, кто это?

— Нет.

— Хан Тэмуджин, я, кажется, знаю этого человека. — Пожилой, худо одетый воин склонился с седла, разглядывая лицо убитого — Да это он, Мэгуджин Сэулту, большой татарский нойон.

— Откуда тебе это известно?

— Я служил сотником у Тохто-беки. И от его имени вел переговоры с этим и другими нойонами. Потом меня в оковах взяли в плен. Ты даровал мне жизнь и волю…

— Припоминаю. Почему же ты не ушел к своим?

— Своих я нашел в твоем курене, хан, — загадочно усмехнулся воин.

— Тебя заставили идти на войну?

— Я пошел сам. Меч для меня сподручнее ножа, которым выстругивают стрелы.

— Он был помощником Тайчу-Кури, — пояснил Чаурхан-Субэдэй. — Я взял его в свою сотню. Воинское дело Чиледу знает лучше меня.

— Пусть же будет сотня под его началом, а тебе, Субэдэй-багатур, так отныне зовут тебя — найдется другое дело. Знай, сотник Чиледу, я вознаграждаю людей за ум, храбрость и верность. Служи мне — и будешь отмечен.

Наступившая ночь спасла татар от окончательною разгрома. Под покровом темноты, побросав все, что могло затруднить движение, они ушли вниз по Улдже. В руках Тэмуджина и Тогорила оказалась богатая добыча. Отягченные обозом, табунами и стадами, они не могли уже преследовать татар.

На другой день, отделив от пленных мужчин пожилых женщин, изрубили их и двинулись в обратный путь. Шли вверх по долине, мимо белеющих в траве трупов (воины сняли одежду с мертвецов), и запах смерти, густеющий под жарким солнцем, вызывал тошноту.

Тэмуджин уговорил хана-отца не ходить к чэнсяну со всем захваченным добром, чтобы не возбуждать в его сердце завистливой жадности, а подарить ему тысячу коней. Если он хочет получить больше, пусть добывает сам.

Чэнсян, хилый, совсем не воинственный старичок, был рад и этому подарку. Ему можно было и ничего не дарить, Он, как понял Тэмуджин, боялся углубляться в дикую степь. Теперь, когда татары побиты, повеление императора он мог считать выполненным и со спокойной совестью возвратиться домой.