— Совершенно с вами согласен! И абсолютно не собираюсь приставать с вопросами. Разве только один — если уж я представился, может быть, и вы назовете свое достойное имя?
— Вот болтун! — вздохнула женщина. — Ну ладно, меня зовут Машка… здесь прозвали Машка-Леденец…
— Очень приятно! — Маркиз изобразил поклон, при этом не вставая с тюфяка. — Мария — мое любимое имя…
— Вот трепло-то! — вздохнула его соседка. — Слушай, а как тебя сюда занесло?
— Как? — Маркиз пожал плечами. — Шел по улице, заглянул во двор, смотрю — хорошие люди сидят. Дай, думаю, познакомлюсь. В компании выжить легче, чем одному…
— Да я не про то! Я спрашиваю, как тебя вообще на улицу занесло? Как ты бомжевать стал? Что-то ты не очень на бомжа похож, больно бойкий да разговорчивый!
— Ну, такой уж у меня от природы характер! — Леня пригорюнился. — Итак, вас интересует моя горестная судьба? Но это будет долгий рассказ… долгий и печальный!
— Ну и что? Я же тоже до пятницы совершенно свободна…
Увидев мелькнувшую в Лениных глазах беззлобную усмешку, Маша добавила:
— Ты что, думаешь, ты один Винни Пуха читал?
— Я смотрю, мадам, мы с вами просто-таки родственные натуры! — восхитился Леня и даже отважился прикоснуться к не очень грязной Машкиной руке.
— Но-но! — Она резко вырвала руку. — Ты не очень-то! Я занята…
— В смысле? — Леня сделал вид, что удивился. — Чем это ты таким занята, каким делом?
— Не чем, а кем, — гордо объяснила Машка, — у меня Рвакля.
— Какая еще Рвакля?
— Рвакля — он хороший… — В голосе бомжихи появилась некоторая неопределенная нежность, с какой чувствительные бездетные женщины разговаривают с кошечками и собачками. — Он незлой, меня не обижает и никому обидеть не дает…
— Так и я вроде тебя обижать не собираюсь… — протянул Маркиз и добавил, повинуясь своей проснувшейся интуиции: — А Рвакля твой — высокий такой, здоровый, шапочка на нем зелененькая, а еще куртка, а на спине — надпись иностранная?
— Ты, гад, откуда Рваклю знаешь? — Машка-Леденец вскочила с драного матраса.
— Видел утром в ментовке, когда сам там сидел по пустяковому делу, — неохотно признался Маркиз. — Бабка одна на меня наехала, что я у нее кошелек спер, тут менты мимо ехали, меня и загребли.
— А ты не брал? — недоверчиво спросила Машка.
— Ясное дело, не брал! — возмутился Леня. — Нужен мне был тот кошелек с тремя копейками! Прикинь: только меня привезли, бабка своим ходом в ментовку приперлась! Оказывается, она кошелек свой вообще дома забыла! Память отшибло, а на людей напраслину возводит! Ну, совесть еще не совсем потеряла, пришла просить, чтобы меня выпустили. Менты меня и шуганули.
— Ты все равно ко мне не подкатывай, — строго сказала Машка, усаживаясь на матрас, — у меня Рвакля есть…
— А, так ты об этом! — Маркиз замахал руками. — Даже и не думай! У меня, мадам, давно уже на вас всех аллергия…
— Слова больно умные знаешь, — обиделась Машка, — обзываешься.
— И ничуть, — Леня и бровью не повел, — уж не обижайся, только я в сторону баб и не гляжу.
— Чем же мы тебе так насолили? — усмехнулась Машка и достала из кармана своей хламиды недососанную конфету чупа-чупс, очевидно, за любовь к таким конфетам она и получила свое прозвище.
— Не вы все, а одна конкретная… — Маркиз поник головой. — Мне, знаешь, на всю жизнь хватило… Вот ты спрашиваешь, как я бомжевать начал? Долгая история, но расскажу уж, раз у нас с тобой разговор такой доверительный…
— Расскажи! — Машка подперла щеку кулачком и уставилась на него любопытными глазами.
— Ну, был я раньше мужчиной солидным, жил хорошо, — заговорил Леня, постепенно набирая обороты, — было у меня свое дело, офис, а там охрана, бухгалтерия, три секретарши…
— Зачем три-то? — не удержалась Машка от вопроса.
— Как это — зачем? — Леня всплеснул руками. — Одна кофе подает, другая по телефону отвечает, а третья бумаги разные на компьютере печатает. Квартира была трехкомнатная, машина дорогая, одних костюмов в шкафу — десять штук висело!
— Врешь! — снова не выдержала Машка.
— Твое дело, — с обидой сказал Маркиз, — можешь не верить, только у меня нет такой привычки, чтобы врать… Ну, работа работой, а надо ведь еще и личную жизнь устроить. Вот с этим как-то не складывалось. Были, конечно, девушки, но все как-то меня не цепляло. А все потому, что в шестнадцать лет мне одна цыганка нагадала, что будет у меня любовь одна и на всю жизнь.
Леня заметил в глазах Машки неприкрытый интерес и запел. У него, что называется, поперло вдохновение.
— И вот еду как-то поздно ночью, вижу — девушка стоит. Подвезите, говорит, а то никакой транспорт не ходит, к бомбистам садиться страшно, а вы, сразу видно, человек приличный… Как посмотрел я на нее в машине, так сердце сразу куда-то вниз и упало. Она, думаю, та самая, которую всю жизнь ждал, про которую цыганка нагадала. А она тоже смотрит на меня глазами черными как ночь и молчит.
Тут Леня поник головой и тоже замолчал. Но ненадолго. Машка молча сосала конфету.