Гоните ваши денежки

— Вот тебе и ой! — горько вздохнул Маркиз. — И как я там на месте не окочурился, не умер от разрыва сердца — до сих пор не понимаю. Стою — как закаменел весь, только смотрю на них и глазами хлопаю. А они-то меня не видят и своим делом занимаются, да так усердно, что понял я — не в первый это раз. Я тогда на кухню попятился, а там ножи у нас были, целая стойка.

— Ой! — заорала Машка и зажала себе рот рукой.

— Ага, взял я, значит, этот нож, а потом как стукнуло мне — что же это я делать собираюсь? Насилие всегда терпеть не мог, собаку, и то ногой не пну, а тут на двойное убийство решился! Как же после этого жить буду? Вышел в прихожую, слышу, моя Царевна Лебедь смеется. Ну, думаю, если останусь — непременно ее порешу. Не могу с ней рядом находиться… Развернулся и ушел навсегда.

— Так и ушел? — ахнула Машка.

— Ага, не взял, как говорится, ни рубля, ни рубахи. Паспорт оставил, все деньги, ботинки — и то забыл надеть! С тех пор почти три года бомжую… а может, и больше, я не помню… — Леня повесил голову.

— Ты только радуйся, что у тебя ребенка не было, — сказала Машка странным голосом, — если бы ребенок был, ты бы не ушел, а тогда царевну бы свою непременно прирезал, тебя бы посадили, а ребенка в детский дом отдали-и…

Леня поднял голову. Машка выглядела не слишком хорошо. Губы у нее тряслись, нос заострился, как у покойницы, была она еще бледнее, чем раньше. Она обхватила себя руками и закачалась из стороны в сторону, подвывая.

— Что это с ней? — Маркиз перехватил взгляд Капитана.

— А, на нее иногда находит, — равнодушно сказал Капитан, — Рвакля ее умеет остановить. Главное — не давай ей раскачаться, а то начнет головой о землю биться, еще поранится…

Машка между тем начала раскачиваться все быстрее.

— О-о! — стонала она. — О-о! Сыночек мой маленький!

— Руки ей разведи! — посоветовал Капитан.

Леня примерился и схватил Машку за руки. Ничего не получилось. Тогда он подошел сзади, обхватил несчастную за плечи и попытался остановить раскачивание.

— Ну-ну, — бормотал он, — ты успокойся…

— Сыночек мой ненаглядный! — заливалась Машка, но трястись и раскачиваться перестала.

— Выпить ей дай! — Капитан протянул остатки вина в пакете.

Это подействовало, Машка успокоилась и деликатно освободилась от Лениных объятий.

— У меня, конечно, история не такая красивая, как у тебя, — вздохнув, заговорила она вполне нормальным голосом, — однако сперва жила как все, папа, мама, квартира у нас была трехкомнатная, отцу от завода дали. Я по настоянию мамы в медучилище пошла, а как его закончила, мама вдруг умерла, даже и не болела почти. Сказали — сердце…

Машка тяжело вздохнула и продолжила:

— Год прошел — отец женился. Привел бабу молодую, наглую, стали мы с ней на кухне собачиться, она на меня отцу наговаривала всякого. Мы с отцом и раньше не так чтобы дружили, он все больше на рыбалку или в гараже пиво с приятелями пил. А тут совсем стало плохо. Ну, он человек решительный, разменял квартиру мигом на две однокомнатных.

Вот, говорит, все честно, поровну, чтобы никто не говорил, что я дочь в правах ущемляю. Бери, говорит, что хочешь, но больше я тебя не знаю. У тебя своя жизнь, у меня — своя. Проживешь как-нибудь.

А я в медсестры не пошла, устроилась в магазин, чтобы денег побольше, так даже обрадовалась свободе. Время прошло, я замуж вышла за милиционера. Он сам не местный был, прописался ко мне в квартиру. Так вроде парень ничего был, хозяйственный, мастеровитый. Ну, живем, потом сын у меня родился, Гришенька. Все бы ничего, да только характер у мужа резко изменился. Злой он стал, неласковый, грубый. Выпивать начал часто, разговор все больше матом, как напьется — куском меня попрекает, сидишь, дескать, на моей шее, да еще и недовольна. Дальше — больше, руку на меня поднимать начал, ребенка раз очень напугал… Я по ночам плачу, а куда деваться от грудного ребенка?

— Да уж, — неопределенно сказал Маркиз.

— Тут отец его приезжает из этого… вот забыла, как тот поселок городского типа назывался, где они все жили. Значит, приезжает он погостить, я ему все и рассказала как на духу. Человек смотрю вроде солидный, основательный, ко мне хорошо так, уважительно — дочка да дочка… Ну, думаю, мы ему не посторонние, хоть советом поможет. И выложила все.

— А он что? — Леня решил поддержать беседу.

— А он выслушал так внимательно, помолчал, подумал. Это, говорит, дочка, мужа твоего большой город испортил. Он у нас рос парнем небалованным, а тут деньги появились незаработанные, власть опять же. Он и поддался на соблазн. Надобно, говорит, его в ежовые рукавицы взять, чтобы под присмотром был. Ты, говорит, уж не обижайся, но не сможешь такого. А у меня он не забалует, вспомнит науку-то, драл я его ремнем в свое время, да, видно, мало драл.

— Ну-ну, — усмехнулся Маркиз, понимая уже, чем дело кончится.

— Короче, уговорил он меня в их поселок городского типа переезжать. Ну, пока то да се, Гришеньке уже годик исполнился. Муж уволился, поехали мы, как раз лето подошло.