Попугай Перришон, до этого мирно дремавший в клетке, приоткрыл один глаз и заорал свое обычное «Перреньке орешков!»
Кот Аскольд явился на кухню и сел посредине, окинув хозяев непроницаемым взглядом. Кот никогда не унижался до попрошайничества, он придерживался принципа, изложенного в старой песенке: «Он не требует, не просит, желтый глаз его горит, каждый сам ему выносит и спасибо говорит».
Кот смотрел прямо в душу, и Лолина рука сама отрезала ему солидный кусок ветчины. Себе же Лола налила кофе и отщипнула маленький кусочек кекса. Она заботилась о своей фигуре.
— Лолка, ты мне нужна, — сказал Леня, когда стол опустел.
— Отрадно слышать… — вздохнула Лола. — Ты не хочешь ввести меня в курс дела?
Маркиз скороговоркой пересказал ей свои приключения.
— А теперь мы с тобой сыграем богатую парочку, которая хочет пристроить престарелого родственника в частную психиатрическую клинику.
— Или родственницу, — проговорила Лола.
— Можно родственницу, — согласился Маркиз. — Не все ли равно.
— Если нужно сыграть богатую даму, я согласна! — Глаза Лолы мечтательно затуманились. — Я давно собиралась прикупить кое-что в свой гардероб. И бриллианты… ты не находишь, что у меня слишком мало бриллиантов? Недопустимо мало!
— Лола, мы собираемся не на бал и не на оперную премьеру! — одернул ее Маркиз. — Мы едем всего лишь в психиатрическую клинику! Зачем тебе новые бриллианты?
— Некоторые женщины и в магазин без бриллиантов не выходят! Даже на помойку с ведром… — Она снова выразительно принюхалась.
— Далась тебе эта помойка! — раздраженно пробормотал Маркиз. — Если уж на то пошло, женщины, о которых ты говоришь, вообще сами не выносят мусор. За них это делает прислуга.
— Вот именно! — Лола страдальчески вздохнула. — А я тружусь как Золушка, прислуживаю тебе с веником и поварешкой, кормлю твоего кота и даже не могу купить себе лишнее кольцо с бриллиантом!
— Лолка, немедленно прекрати! — прикрикнул Маркиз на свою боевую подругу.
К чести Лолы, она всегда могла понять, когда Ленино терпение достигло предела и он готов взорваться, как перегретый паровой котел. В таких случаях она прекращала свои ролевые игры и беспрекословно подчинялась старшему компаньону.
Дмитрий Осетровский вышел из ресторана в прекрасном расположении духа. За обедом он очень удачно переговорил с крупным чиновником из мэрии, и тот дал ему понять, что Осетровский может твердо рассчитывать на большой строительный подряд. После удачных деловых переговоров у Осетровского всегда разыгрывался аппетит, а сегодня шеф-повару очень удалась оленина по-лапландски с морошкой и можжевеловыми ягодами. В завершение обеда Дмитрий выпил рюмку прекрасного арманьяка пятидесятилетней выдержки и теперь лелеял густое бархатистое послевкусие благородного напитка.
Машина Осетровского подъехала к крыльцу ресторана, швейцар распахнул заднюю дверцу. Осетровский тяжело опустился на мягкое сиденье, прикрыл глаза и коротко бросил водителю:
— Домой!
Машина плавно тронулась, набрала скорость и влилась в транспортный поток. Осетровский предавался приятным раздумьям. Он думал о том, что успел добиться многого, а теперь, если он удачно справится с новым подрядом, можно будет продать свою компанию за хорошие деньги, вложить эти деньги в ценные бумаги и отойти от дел. Можно будет перебраться в швейцарское шале, которое он купил по случаю пять лет назад, и зажить спокойной жизнью богатого рантье. А то бесконечные стрессы отечественного бизнеса доконают его раньше времени, и он не сможет пожить в свое удовольствие.
Осетровский открыл глаза и с удивлением понял, что машина едет вовсе не к дому, а по Песочной набережной.
— Эй, как тебя… Сергей! — недовольно проговорил Осетровский в спину водителя. — Ты куда едешь? Я же велел домой!
Водитель не шелохнулся. Машина ехала в прежнем направлении. Впереди показался необычный силуэт буддийского храма. Осетровский уставился в бритый затылок шофера, затем приподнялся на сиденье, ткнул водителя в спину:
— Ты что, не слышишь? Я с тобой говорю!
Бритая голова повернулась. Вместо знакомой туповатой физиономии своего водителя Осетровский увидел плоское восточное лицо с узкими невыразительными глазами.
— Сиди тихо! — проговорил азиат.
Осетровский откинулся на сиденье и прикрыл глаза.
Вместо раздражения и недовольства в душе поднялся страх. Он сосчитал до десяти, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Этого просто не могло быть… может быть, страшный азиат ему просто померещился? Может быть, виной всему старый арманьяк?
Он открыл глаза — но ничего не изменилось.
Круглая бритая голова перед ним принадлежала не водителю, а узкоглазому незнакомцу.
Немного не доезжая до буддийского храма, автомобиль затормозил. Осетровский потянулся к двери, он хотел выскочить и убежать — но дверца машины сама открылась, и в салон протиснулся невысокий худощавый человек с таким же плоским лицом, с такими же узкими невыразительными глазами, как у водителя. Осетровский понял, что напоминали ему эти узкие глаза.