Гонка по кругу

Котел внутри Вани взорвался. Дальше все происходило будто во сне. Подавшись вперед, он перехватил кисть Генриха и, сделав быстрый шаг вбок, одновременно резко рванул руку толстяка. Тот, охнув, потерял равновесие и опустился на оба колена. Ваня вцепился в дубинку и с силой дернул ее на себя. Не удержав в руках оружие, Генрих упал на карачки.

– Кто?! – закричал Ваня и наотмашь ударил толстяка по затылку. – Кто говно?! Кто?!

Генрих протяжно выдохнул и повалился на бок.

– Кто, спрашиваю, кто?! – парень саданул распластавшегося ефрейтора по роже. – Кто?! Кто?! Кто, спрашиваю?! Кто?!

Яростно рыча, Ваня изо всех сил молотил резиновой дубинкой ненавистную тушу: по бокам, по животу, по голове, по рукам. Генрих получал по удару за каждую тупую реплику в адрес баррикадников, – а за полгода он успел наговорить много.

– Кто?! Кто, спрашиваю?!

Толстяк, чья морда превратилась в сплошной кровавый синяк, беспомощно сучил ногами, жалобно подвизгивал и, наконец, закрывшись от очередного удара, сумел выкрикнуть:

– Я! Я говно! Не бей, Ганс, не бей! Я говно! Я!

Еще раз стукнув по ляжке поверженного соперника, парень отошел на два шага. Только сейчас он начал осознавать, что произошло. Пытаясь подняться, Генрих, беспомощно елозил пухлыми руками по кроваво-грязному граниту. Он тихо плакал, и это Ваню поразило больше всего. Как еще недавно наглый, самоуверенный тип с такой быстротой превратился в жалкое, ноющее ничтожество?

– Браво, штурмманн Ганс Брехер! Отныне ты – ефрейтор, а ты, – Брут подошел к лежащему толстяку и наступил ему на пальцы, – ты, Вильд, теперь кандидат в рядовые. Ты поменялся местами и званиями со своим товарищем по расе и партии.

– Что? – пошевелил кровоточащими губами Генрих. – Я анвезер, снова анвезер?

– Анвертер, Вильд, анвертер! Выучи, наконец, это слово, сраное ты быдло! – Штурмбаннфюрер крутанулся на тяжелом каблуке. Послышался хруст ломающихся костей, а за ним – истошный визг Генриха, отразившийся от свода станции и заставивший содрогнуться нечаянных свидетелей расправы.

Судорожно сжимая дубинку, Ваня вдруг увидел Олю. В запале драки он совсем позабыл про нее. Девушку, обхватившую себя за плечи, сотрясала мелкая дрожь, а на щеках тускло поблескивали две широкие полосы. Тут же захотелось кинуться к ней, прижать к груди, успокоить, нежно гладя по светло-русым волосам. Но нельзя! Ваня чувствовал это. Он перевел взгляд на штурмбаннфюрера и понял: показательная экзекуция еще не закончилась. Свирепо сканируя толпу, Брут поднял руку и ткнул куда-то пальцем.

– Унтерштурмфюрер Базиль Цвёльф, – мрачно прохрипел он.

Из-за передних рядов донеслось слабое:

– Я…

– Ко мне!.. Бегом!.. Бегом, я сказал!

К Бруту подскочил лысоватый мужчина невысокого роста. Тот самый, который этой ночью дежурил вместе с Ваней на посту Е-3. Вернее, дежурил Ваня, а начальник караула бессовестно дрых, выжрав в одну харю чекушку контрафактного самогона, выгнанного из грибов и дерьма.

– Господин штурмбаннфюрер! – предчувствуя беду, доложил по уставу тот, сложив руки по швам. – Унтерштурмфюрер Базиль Цвёльф по вашему приказа…

– Заткнись! – зло оборвал подчиненного Брут. – Скажи лучше, сколько?

– Что – сколько? – непонимающе заморгал начальник караула.

– Сколько было лет той девочке в Полисе, из-за которой ты сбежал?

Глаза Базиля потемнели, и, уставившись в пол, он пролепетал:

– Одиннадцать.

– Одиннадцать… – как бы задумчиво повторил Брут. – Вот такие у нас вояки, слава Рейха и гордость расы.

Постояв несколько мгновений в молчании, штурмбаннфюрер повернул голову к Оле.

– Скажи, дитя, – спросил он, – что ты мне говорила в первую нашу встречу, когда я тащил тебя по туннелю? Когда возле твоего горла было лезвие ножа.

Девушка, закрыв глаза, содрогнулась.

– Скажи, как было! – командным, не терпящим никаких возражений тоном произнес Брут. – Скажи!

– Я говорила… – по двум широким полосам на щеках девушки, точно по старым руслам высохших ручьев, вновь потекли слезы, – я сказала, что у меня не было никого… не было мужчины… просила… чтобы вы не…

– И что я ответил тебе?

– Вы ответили… что не насильник… что вы убийца… – слова Оли потонули во всхлипах.

Брут кивнул и приставил к подбородку Базиля армейский нож. Ваня даже не заметил, как в руках штурмбаннфюрера оказалось оружие. Видимо, начальник караула тоже пропустил этот момент, потому что лицо его вдруг стало белым, словно мел, а губы затряслись. Казалось, еще немного, и он рухнет в обморок.

– Да, – согласился штурмбаннфюрер, – это наслаждение получше любого секса. И подревнее. Ненавижу насильников, это очень мелко. Настоящие хищники так не поступают. Ефрейтор, ты со мной согласен?

Ваня, еще не привыкший к новому званию, не сразу сообразил, что Брут обращается к нему. А когда понял – кивнул. Скорее по инерции, нежели осознанно.