Гонка века. Самая громкая авантюра столетия

«Во второй половине столетия мы не только ввели себя в заблуждение относительно уникальности окружающего мира, но также исказили собственные представления о самих людях и о том, сколько великих личностей можно найти среди них… Два века назад, когда среди нас появлялся великий человек, окружающие искали в нем промысел божий. Теперь же мы ищем для него пресс-агента.

Корень проблемы, источник этих преувеличенных ожиданий, формируемых социумом, лежит в уникальной способности человека – его умении делать людей знаменитыми… Нам не хочется верить, что предмет нашего восхищения является большей частью продуктом синтетическим. Создав знаменитость, сделав ее волей-неволей нашим ориентиром, образцом для подражания, путеводной звездой наших интересов, мы склоняемся верить, что она вовсе не создана искусственно, а каким-то образом по-прежнему является героической личностью, ставшей таковой милостью божьей. Сегодня таких знаменитостей вокруг в избытке благодаря нашей чудесной способности плодить их сотнями и тысячами».

В произошедшем большей частью виновны два фактора: очарованность провинциального городка грандиозным событием и работа машины национальной пропаганды. Как и многие умные, но простодушные люди, Дональд Кроухерст соблазнился притягательностью славы, при этом одновременно презирая ее. Он верил газетным историям, но при этом думал, что сможет сыграть роль за достойный гонорар. С одной стороны, он полагал волшебные истории о героизме и скандалах более реальными, чем они могли быть на самом деле, а с другой – считал их такой примитивной показухой, какую можно искусственно воссоздать при помощи кое-чего большего, чем благие намерения, бравурность с эпатажем и умелый пресс-агент. И конечно, он был околдован магнетизмом больших людей и больших денег, без которых, как казалось всем провинциальным кандидатам в герои, не обходилось ни одно мероприятие, устраиваемое в Лондоне. Погоня за славой была игрой, доходным предприятием, приносящим большие деньги и тешащие самолюбие заголовки, которые прилагались в качестве дополнительной награды к заявленному мероприятию. А оно, по мнению Кроухерста, было великим большей частью потому, что миллионы читателей газет поверили в это. Если редакции газет с Флит-стрит и заслуживают осуждения за то, что подталкивали Кроухерста к отправлению, то они делали это только потому, что порой пресса охотно поддерживает созданные обществом иллюзии, подобные той, о которой идет речь. Ведь именно благодаря им и продаются газеты.

Вся вторая половина дня и бо́льшая часть вечера накануне отправления были заняты погрузкой оборудования на борт. Когда стемнело, Кроухерст сошел на берег и отправился в отель, где был запланирован прощальный ужин с Клэр, ее сестрой Хелен и Роном Уинспиэром. Были приглашены и другие гости, но их задержали личные дела. Владелец отеля презентовал к столу бутылку шампанского. Она не оживила ужин, который прошел в довольно гнетущей атмосфере. Впервые за время дружбы с Кроухерстом Рону Уинспиэру пришлось развлекать компанию беседой. Он объявил, как будет здорово, если к возвращению Дональда в городе окажется уже новое правительство из пришедших к власти лейбористов (Рон был ярым сторонником этой партии). Кроухерст взялся было спорить, но без особого энтузиазма. После ужина появились Иствуды, Эллиоты, Биэрды, Стэнли Бест и Родни Холворт, зашедшие выпить по стаканчику, и обстановка уже не казалась такой мрачной и гнетущей.

Холворт, как обычно, фонтанировал идеями. Что, если победительница местного конкурса красоты «Мисс Тинмут-1968» проплывет вместе с моряком до линии старта, поцелует его перед тем, как прозвучит выстрел, а потом прыгнет за борт? Или, может быть, прямо перед отъездом Дональду с Клэр стоит посетить часовню на берегу и сфотографироваться там во время молитвы? (Дональда без Клэр в конце концов уговорили съездить в эту часовню. У Холворта до сих пор хранятся фотографии, где Кроухерст сопротивляется уговорам.)