Гонка за смертью

Нилит яростно взглянула на него, но он не сдвинулся с места. Где-то внизу захрустели камешки.

– Хочешь потратить остаток своих дней, служа какому-нибудь козопасу? Шевелись, Фаразар!

Встав, призрак пошел по котловине – и тут же взвизгнул: стрела с шипением пролетела сквозь него и лязгнула, ударившись о камень.

Нилит с трудом поднялась и неловко отправила стрелу в ночь. Стрела попала человеку в бедро, и он заковылял прочь, но Нилит уже зашагала вслед за ним по склону, сжимая в руке окровавленный кинжал. Это была гонка двух раненых и хромых, которые боролись за единственный приз – возможность выжить.

Найдя более ровный участок, человек решил дать бой. После каждого тяжелого вздоха шевелились обмотки вокруг его рта. Поблескивал изогнутый клинок его меча. Нилит поманила врага кинжалом, и он выругался на незнакомом ей языке.

Размахивая мечом, словно мельница, он пошел в атаку. Нилит отступала, уклоняясь от ударов. Ей нужно действовать очень четко. Здесь нет места для хитроумных приемов, финтов и защит. Если она попытается остановить стальной клинок, он разрубит ее медный кинжал надвое.

Враг издал воинственный клич, но почти сразу умолк: Нилит ударила ногой по стреле, все еще торчавшей из ноги человека. Раздался треск. Взвизгнув, человек замер, и, воспользовавшись этим, Нилит вонзила кинжал ему в живот. Удерживая клинок на месте, она заглянула в его темно-карие глаза. Они закатывались, а иглы на голове, наоборот, опускались, словно увядая. Слова замерли на ее губах – она произнесла их, когда уже было поздно.

– Прости.

Когда она позволила телу врага упасть на гравий, ее догнала боль. Одна нога была в огне, и сапог казался горячим и мокрым от крови. Проклиная все на свете, Нилит забралась обратно на холм. Добытый в бою ятаган она положила на плечо.

Появление Нилит удивило Фаразара даже больше, чем свист над его головой. Этого следовало ожидать; за столько лет их брака он никогда не видел ее с мечом в руках.

– Хочешь еще что-нибудь сказать, муж мой? – спросила она и, собрав стрелы, стала искать место, где можно сесть. – Помашешь рукой кочевникам? Выкрикнешь что-нибудь в ночи?

– Нет, – ответил он, глядя на то, как она выливает кровь из сапога.

Нилит заметила выражение его лица и, несмотря на пульсирующую боль и на кровоточащую рану на голени, она невольно рассмеялась.

– Похоже, что после смерти ты начал терять память, муженек. Ты называешь меня крассом, стремясь оскорбить меня, но забываешь, что это для меня значит. Наши матери не выталкивают нас из утробы – нет, мы сами процарапываем себе путь наружу, и поэтому рождаемся бойцами. Ты называешь меня фермершей, но забываешь, что до Аракса я жила в тренировочных лагерях Сараки и охотилась в сосновых лесах. Ты забыл, кто я, и поэтому недооценил меня, совершив страшную ошибку. Ты хотел получить урок, муж мой, так вот тебе урок. Давай, угрожай мне. Посмотрим, много ли от тебя останется, когда мы доберемся до города.

Нилит усилила свою угрозу, щелкнув ногтем по клинку ятагана. Посмотрев в белые глаза Фаразара, она увидела, что он все понял – то, что она не только опасна, но и настроена решительно.

Вздернув губу, Фаразар отвернулся, выглядывая что-то среди звезд.

– А ты спрашиваешь, почему я не хотел брать жену из Красса, – пробурчал он.

Глава 5. Рынок душ

По последним подсчетам, Аракс состоит из трех тысяч сорока шести округов, не считая Просторов. Во всех них, предположительно, постоянно обитает четыре миллиона жителей, как живых, так и мертвых.

«Устав города Аракс», 1003-й год по аркийскому летоисчислению

Люди в длинных одеждах и перчатках с нашитыми на них медными нитями пришли за нами на заре.

Они вызывали нас по одному, выкрикивая наши имена – имена призраков. На свое имя я не откликался, и поэтому меня силой выволокли из клетки. Наши шеи обмотали толстой веревкой, и что-то в ее волокнах вызывало у меня зуд. Когда ее натягивали, она сильно давила на мои пары, словно они снова превратились в плоть. Должно быть, в веревке была медная основа.

Босс Темса и его душекрады не сидели сложа руки. Теперь нас стало двадцать – такой улов они добыли за две ночи. Некоторые умерли даже менее двух часов назад; их можно было отличить по безумным глазам и почти прозрачным парам. Они в отчаянии бросали на меня взгляды, но я делал вид, что не замечаю их. Время, проведенное в клетке, ожесточило меня, и я не мог думать ни о чьем горе, кроме своего.