Гонка за смертью

На перекрестке компания остановилась перед таверной, построенной в виде пирамиды. У ее основания виднелся вход. Надпись на широкой каменной полосе гласила «Ржавая плита». Из таверны доносился шум. Охранники в черных доспехах бесцельно пинали камешки у входа.

Итейн завис на углу, наблюдая за тем, как двое людей и два призрака поднимаются по ступенькам и исчезают в дверях. Затем он долго следил за таверной, за охранниками и подсчитывал входивших клиентов.

Таверны были словно заводы по производству бед. В их двери загружали трезвых людей и после тщательной обработки особыми смазывающими средствами извергали их обратно – злыми и буйными, словно козлята. И, что еще лучше, товар сам себя оплачивал. За более чем сто лет, прошедших со дня его смерти, Итейн часто мечтал о другой жизни – той жизни, где он продавал бы пиво умирающим от жажды посетителям где-нибудь вдали от палящего солнца. О более простой жизни.

Когда солнце начало вытягивать тени, словно пекарь вытягивающий тесто, Итейн вышел из своего угла и направился к Небесной Игле, но, не дойдя до следующей улицы, схватил за локоть проходившую мимо тень – женщину с раздутым лицом, на котором виднелись следы отравления. Она начала извиваться, но Итейн держал ее крепко.

– Скажи, кому принадлежит вон та таверна? – спросил он, кивнув на «Плиту».

Тень, оправившаяся от шока, выплюнула слова, словно фруктовые семечки.

– Вон та? Боссу Темсе. Боссу Борану Темсе.

– Кажется, ты не очень-то его любишь.

– Еще бы! Он – сволочь, душекрад! Отъявленный мерзавец.

– Душекрад, говоришь?

– А ты не знаешь? Он называет себя торговцем душами. Половина душ в радиусе четырех районов – и я в том числе – куплена у него. Ну все, пусти! Мне работать надо.

Тень вырвалась и поспешила прочь.

– Боран Темса.

Пока Итейн не добрался до могучих арок Небесной Иглы, его губы не раз произнесли это имя.

Глава 14. Заблудшие

Мастер Йонсон, мне плевать, что было захвачено, но я желаю знать, как это вынесли. Ты и твой брат заверили меня, что взломать хранилище практически невозможно и что проникнуть в него вор сможет лет через сто, не раньше. Ну так вот, господа: ему понадобилось половина ночи. Вор взломал ваше хранилище за полночи и ни в малейшей степени его не повредил. Я очень хочу получить от тебя ответ, а также деньги, которые я тебе уплатил. Кроме того, тебе следует знать, что Ривер Борн вскоре начнет наводить справки о тебе и о твоих знакомых.

Письмо Бьярла Грегорна братьям Йонсонам, мастерам-строителям хранилищ из Сараки, что в Крассе

Ничто так не изолирует, как невозможность считать часы и ощущать ход времени. В саркофаге я умер во второй раз от неподвижности и скуки, после чего создал свой собственный ад из мыслей и воспоминаний. Когда наконец раздался приглушенный вопль и громкий скрежет камня, я уже почти забыл, где я и кто я. Я настолько погрузился во внутренний монолог, что в сознательное состояние меня смогли вытащить только грубые руки, причинившие мне боль. Как и ранее, когда я вышел на поверхность вод Никса, меня снова бросили в агрессивный мир, и от этого у меня закружилась голова.

Меня швырнули на каменный пол. Я вытянул руки и уставился на отпечатки сапог на слое песка, сиявшие в свете факелов. Я почти забыл цвета, которые не являются голубым и серым.

– Сколько? – шепнул я.

– Четыре дня.

– Четыре?

Я предполагал, что провел в саркофаге втрое дольше.

– Вставай! – рявкнул Калид мне в ухо.

Я встал, сильно дрожа, и тут же решил, что пора пресмыкаться. Пресмыкание крайне полезно – если только ты сможешь пережить связанный с ним позор. Это я выяснил на собственном горьком опыте.

– Мне ужасно жаль. Я все понял, я получил урок. Больше правила нарушать не буду.

– Ну конечно, проклятый полутруп. Но это еще не все. Векс попросил, чтобы тебя выставили наружу.

– Наружу?

– Как бродячего пса. И поделом, ведь ты лезешь туда, куда тебя не звали.

У меня не было слов. Я радовался уже тому, что меня освободили из этой ужасной каменной тюрьмы, и поэтому молчал, пока с меня срывали балахон и шарф.

Если в саркофаге был невероятный холод, то на улице – страшная жара. Солнце стояло в зените и с небрежной жестокостью обрушивало свои лучи на город. Я посмотрел на отвесные стены башни и перевел взгляд с них на хрустально синее небо, столь же безоблачное, как и всегда.