К радости Нилит, Фаразар уже несколько дней молчал – возможно, его тоже встревожило хлюпанье трупа. По ночам он угрюмо размышлял, сидя спиной к ней и прижав колени к груди. Однажды он попытался сесть у всех на виду прямо на склоне, сияя, словно маяк, но эта жалкая попытка предательства была быстро подавлена и осуждена.
Ночь разбилась на маленькие обломки. Тревога не давала Нилит заснуть. Однажды она проснулась и увидела, как Фаразар бродит вокруг костра. Заметив, что она скрытно наблюдает за ним, он насупился.
Когда над склоном старой горы поднялось солнце, в бесплодные лощины полился свет, который вытащил Нилит из неглубокого сна. Облегчившись за стоящим рядом черным валуном, который выглядел наполовину расплавленным, она разбудила Аноиша и привязала к нему вонючий труп. У нее начались рвотные позывы, и, борясь с ними, она долго стояла, сжимая в руках бурдюк с водой.
Когда тошнота прошла, Нилит затолкала в каждую ноздрю полоску ткани, оторванную от рубашки, и полезла дальше по склону горы. Сегодня Фаразар решил пойти первым: он старался держаться как можно дальше от трупа. Нилит мечтала о том же, но понимала, что должна беречь силы. Вода и провизия уже заканчивались; если на вершине горы не окажется источника, ей придется использовать все крупицы энергии, чтобы идти дальше, а для этого сейчас нужно ехать верхом.
Заря превратилась в раннее утро, а воодушевляющий рассвет – в резкую, сердитую жару. Солнце словно каждый день проживало новую жизнь: безвредная утренняя заря была веселой, словно новорожденный младенец, в полдень солнце обрушивало на всех горячий подростковый гнев, а вечером царственно уплывало за горизонт. Нилит весь день ждала его кончины.
Повороты стали более крутыми, а тропа пошла все больше вверх. Огненный хребет наконец начал их испытывать, и к началу дня пот уже тек рекой и с Нилит, и с Аноиша. Бесконечное виляние тропы сбивало с толку, а когда к нему добавилась вонь, Нилит вдруг поняла, что прижимается к спине коня, чтобы наполнить ноздри его затхлым запахом.
Через час тропа разделилась на три, словно трезубец, протыкающий гору. Один путь уходил на запад, другой – на восток, а средний целился прямо на зазубренную вершину и перевал, который вел прямо через ее кратер. Это был самый короткий путь, но и самый опасный.
Нилит посмотрела на него, проследила за его зигзагами и подметила, что до короны из черного камня еще далеко. У нее закружилась голова, и Нилит закачалась, вцепившись в шею Аноиша. Оглянувшись, Нилит обнаружила, что склон уходит вниз под пугающим углом. Где-то далеко виднелась земля, укутанная в дымку из жара и пыли. Нилит прижала ладонь ко лбу.
– Что-то не так, жена?
Каркающий голос Фаразара привел ее в чувство.
– Все в порядке, спасибо.
– И куда мы идем?
– Прямо наверх. По трудному пути. По опасному пути.
Ворчание Аноиша отдавалось в ее ягодицах – и, кроме того, она слышала, как он скрежещет зубами. Конь был слишком умен.
– Отлично. Возможно, ты упадешь и свернешь себе шею.
– Еще раз тебе говорю: если хочешь целую вечность быть рабом какого-нибудь горного разбойника, я не против. Подумай об этом, прежде чем снова привлекать к себе внимание.
Фаразар умолк и медленно поплелся по средней тропе. Нилит напоила Аноиша и напилась сама, а затем положила стрелу на тетиву одолженного лука. Он был маленький, сделанный из темного дерева и рога антилопы – дважды изогнутый и с тетивой из кишки. На тот случай, если стрелы закончатся, на поясе у нее висел нож, а в обмотках трупа была спрятана кривая сабля.
Ей оставалось только одно – двигаться дальше. Крепко обхватив лошадиную спину ногами, она положила лук на колени и продолжила путь. Гора – это испытание; чтобы покорить ее, нужно просто идти в правильном направлении, шаг за шагом, и высота горы измеряется лишь числом этих шагов, которое нужно, чтобы добраться до вершины.
Нилит бросила считать, когда дошла до шести тысяч, и это были удары копыт. Детали ландшафта внизу становились все менее различимыми, однако зазубренный хребет все еще возвышался над Нилит, словно едва сдвинулся с места. Это приводило ее в ярость. Она обнаружила, что стискивает медную монету, висящую на шее, и вспоминает значение слова «решимость».
Горный склон становился все более враждебным. Железные цвета песка и камня сменились черным и запеченным на солнце серым. На костяшках сложенных в складки скал возвышались валуны. Скальная порода бурлила здесь, протекала там – наполненная движением, и все же застывшая во времени. Тропу прерывали огромные завитки и воронки, и везде, куда дошел камень, земля была обуглена. Когда прилетал легкий ветерок, Нилит чувствовала слабый запах серы.
– Я думала, что эта гора давным-давно умерла, – сказала она Фаразару, шедшему в десяти шагах впереди.
Он вздохнул.
– Говорят, что здесь земля не умирает. Говорят, однажды Огненный хребет снова взревет.
– То есть ты все-таки кое-что знаешь о своей стране.
Он пробурчал что-то про жен и отрубание голов.