Гонка за смертью

Я огляделся, пытаясь найти что-нибудь узкое и тонкое. В библиотеке, если не считать свитков и свечей, почти ничего не было, и я решил, что вдова вряд ли обрадуется, если я что-нибудь сломаю. В конце концов я вернулся к ее подносу и забрал кое-что из столовых приборов. Вдова продолжала жевать, посматривая то на меня, то на шкатулку.

Нож оказался достаточно тонким, но зубцы вилки сидели слишком близко друг к другу. За несколько минут мне удалось согнуть пару из них так, что они сломались. Затем я нашел в одной из ниш длинную булавку – она торчала в старом гобелене – и изогнул ее. Все это время Хорикс наблюдала за мной.

Ворча, я зажал самодельные инструменты между большим и указательным пальцами и наклонился к замку. Я был готов поклясться, что после смерти мои органы чувств ослабли. Думаю, этого следовало ожидать. Пострадали не только осязание и обоняние: объекты, находившиеся поблизости, теперь казались мне более размытыми, звуки стали более приглушенными, а эхо затихало после первого отражения.

Поэтому мне понадобилось немало времени на то, чтобы правильно взять инструменты и услышать щелчки штифтов, которые я поочередно лишал невинности. Дважды я сбился, после чего мне пришлось начинать все сначала. Я копался в замке, словно неуклюжий новичок, и хотя Хорикс вряд ли знала хоть что-нибудь о ремесле взломщика, она почти наверняка слышала мои приглушенные проклятия.

Я резко повернул зубцы вилки, и первый замок наконец сдался. Второй оказался более замысловатым, и мне пришлось изгибать штифты разными способами, прежде чем я услышал, как скрежещут цилиндры, вставая в ряд. Еще один поворот, и второй замок тоже пал. Подготовить третий замок мне удалось менее чем за минуту, а затем я повернул его, и он с приятным щелчком открылся. Для человека моей профессии это самый приятный звук в мире – он лучше, чем крик первенца. Я не слышал ничего подобного с тех пор, как сошел с корабля.

Но шкатулка была пуста, и от этого у меня, вора, в душе возникла такая же пустота. Меня словно ударили в пах сразу после любовных игр.

Я повернулся к вдове, и ее улыбка показалась мне несколько самодовольной. Вдова Хорикс перестала есть и села, сложив ладони домиком. Нищему остатков ее обеда хватило бы на неделю.

Я захлопнул крышку шкатулки.

– Вот. Я же говорил.

– Это было не очень быстро.

– Испытайте меня на чем-то посложнее, и тогда вы быстро все поймете.

Вернуться к старому ремеслу было приятно, и мне захотелось большего. Интересно, зачем Хорикс понадобился замочный мастер? Возможно, дело не только в обычной аркийской амбициозности, но и в том, что происходит в подвалах ее башни.

– Возможно, я так и сделаю, но не сегодня. Мы уже достаточно поговорили, и вы мне наскучили. Уберите эти объедки, и наведите порядок в моей комнате. Надеюсь, с тряпкой вы управляетесь так же уверенно, как и с зубцами вилки и булавкой, господин Базальт.

– Да, хозяйка, – сказал я и еще раз низко поклонился. Я могу играть роль слуги, пока она меня испытывает. Это тоже был своего рода успех.

Хихикнув, вдова направилась в соседнюю комнату.

– Вы, крассы, кланяетесь так, словно пытаетесь обнюхать свой зад.

Глава 17. Удел

Император приказал построить еще один уровень проклятой Небесной Иглы. Просто щелкнул пальцами, и теперь мы должны браться за работу. Он думает так: раз у нас бесконечная толпа мертвых, то и строить мы можем бесконечно. Он понятия не имеет, сколько при этом должны горбатиться мы – те, кто живет и бьет молотом. Какие же тупые суки эти короли.

Из дневника мастера Офета, главного архитектора императора Тефа 552–569 гг.

Нилит была в огне.

Она благодарила мертвых богов за то, что ее лицо прикрыто – иначе солнце и раскаленный песок обожгли бы ее раны. На ее лице лежала тряпка, словно у мертвеца; утром она была сырой, но теперь высохла и стала похожа на папирус.

День был жарким, а для Нилит – темным. Любое движение и звук заставляли ее дергаться. От каждого крика она морщилась. Когда рядом с ней слышались шаги, ей приходилось напрягать все силы, чтобы ее сердце не выскочило из груди.

По крайней мере, страх заставлял ее забыть о боли. Голова Нилит постоянно болела, ее костяшки пальцев, которые она ободрала при падении, все время горели. Ее лицо теперь покрывали не только порезы и синяки, но еще и слой пыли. Нилит казалось, что ее горло превратилось в пещеру в пустыне.

– Поднимай ее!

Вот он: крик, которого со страхом ждала.

Какой-то силуэт стащил тряпку с лица Нилит, и солнечный свет ослепил ее. Она обнаружила, что ее связали по рукам и ногам. Она заерзала по обжигающему черному песку, находя новые источники боли после каждого рывка.