— А!!! Понятно! Ты, хочешь сказать, что чувства имеют другую логику, чем разум. Если они вообще имеют логику в нашем понимании, то есть в понимании разума. Понятно.
— Эта еще не все!
— Что же еще?
— А ты подумай!
Он на мгновение задумался и вдруг улыбнулся. Улыбка у него получилась совсем добрая.
— Постой, постой! При помощи линейки я могу, допустим, в принципе, определить объем, этого камня. Так?
Я кивнул.
— Зная удельный вес, я тем самым определю и общий вес камня. Понятно. Следовательно, необходимы какие-то сопряженные величины, понятия! И тогда разум может познавать чувства, а чувства — разум.
Мы пришли на старое место. Мохнатая простыня лежала там же, где ее оставил мой спутник. Исчезли только кучки камешков.
— Послушай, парень! Знаешь, чем ты мне нравишься? Ты не трус. Ты не хочешь попросить чего-нибудь у меня? Я могу!
— Нет!
— Почему?
Мне показалось, что он обиделся.
— Просить у тебя, значит, поверить в тебя!
— А ты не хочешь?
— Нет!
— Тогда спроси о чем-нибудь. Ведь я знаю, что ты хочешь знать!
— Спросить — это то же самое, что просить. Иная информация более ценна, чем материальные блага!
— Ладно! Будем считать, что ты и здесь прав. Но ведь ты знаешь кто я?
— Скорее всего — плод моего больного воображения, сна!
— Ну, ты нахал! — протянул он. — Ты хоть пощупай! — он протянул мне руку.
Я дотронулся до его плеча. Кожа была упругой и прохладной. Под нею перекатывались мышцы.
— Убедился?
— Нет! Свидание во сне не является убедительным доказательством материальной сущности!
— Тебе что, дать и другие доказательства? — он изучающе посмотрел на меня, но, видимо, передумал.
— Ладно! Живи как знаешь
— Постараюсь! Прощай! Мне было о тобой интересно!
— До свидания — он по-сатанински захохотал, — мы еще увидимся, дорогой.
Чайки взмыли вверх и подхватили его крик:
— Дорогой! Дорогой! Дорогой…
— Дорогой! Очнись, дорогой!
Я открыл глаза. Надо мною склонилась Катюша. Я лежал в своей постели. Еще не понимая, где я и что со мною, я обвел глазами комнату. Катюша по-своему поняла мой взгляд и вспыхнула румянцем досады.
— Женя сейчас спит!
И пояснила:
— Ты трое суток не приходил в себя и мы по очереди дежурили у твоей постели.
Я вдруг заметил, что сжимаю ее плечо. Я разжал пальцы, и она, облегченно вздохнув, выпрямилась.
— Ты схватил меня в беспамятстве за руку и сильно сжал. Я боялась тебя потревожить. Потом ты начал метаться.
— Что со мною было?
— Александр Иванович говорит, что шок от нервного перенапряжения. Ты внезапно потерял сознание… Еще там… Тебя привезли на вертолете. Милый ты мой! Я так испугалась, когда тебя вынесли на носилках. Думала, что ты ранен!
Она наклонилась и прижалась губами к моей щеке.
В дверь осторожно поскребли.
— Можно войти!
Дверь отворилась и в комнату заглянула Светка. Увидев меня полусидящего в кровати, она радостно что-то пискнула и мгновенно исчезла.
Минут через десять в комнату вошел Паскевич.
— Ну что я говорил?! — торжествующе обратился он к Кате, — через два-три дня все будет в норме! Как ты себя чувствуешь, дружище?
Он взял меня за кисть, щупая пульс.
— Ну! Совсем хорошо. Сегодня еще не вставать! — строго предупредил он, обращаясь не столько ко мне, сколько к Кате, — бульон и пару сухариков! Можно брусничный сок!
— Позови Алексея! — попросил я.