Гонобобель (сборник)

С крупом он провозился полдня, но в конце концов остался доволен и двинул дальше. Теперь задание было посложней, нужно было изобразить лошадиную голову. Он старался изо всех сил, перепробовал приемы, предложенные автором, трижды перекурил, но каждый раз получалось что-то между собакой и крокодилом. Миша собрал худсовет, щадя самолюбие начинающего живописца, присутствующие говорили невнятно и не по существу. Итог подвел Голобородько:

– Мишаня, ты лучше жопы рисуй, они у тебя жизненней получаются.

Поняв, что портрет – это не его конек, Васильченко перестал себя мучать повторами и перешел к пейзажам. Тут у него поперло, талант, наглухо запечатанный фуражкой индпошива, начал постепенно просачиваться. Лучше всего у него получалось море и корабли, осмелев, он начал экспериментировать с репродукциями Айвазовского. За неимением холста рисовал на оргалите. После легкой обработки наждаком и грунтовки фактура получалась как у холста. Он так увлекся, что не заметил, как метеолаборатория начала превращаться в художественную мастерскую, для полного антуража не хватало только кушетки с обнаженной натурщицей. Постепенно, как и бывает у людей увлеченных, хобби начало перерастать в профессию, а профессия, как известно, должна кормить. Мишка рисовал, а Игорь два раза в неделю недорого сдавал на местном птичьем рынке. Много не выручали, но на краски и досуг хватало.

Как-то за ужином командир выразил недоумение:

– Ничего не понимаю, полное безденежье, а молодежь то и дело гуляет. У меня последняя заначка неделю как закончилась, а салажня откуда деньги берет? Старпом, у нас на судне ничего ценного не пропадало?

– Ну что вы, товарищ командир, у нас все офицеры проверенные.

В разговор вмешался зам, человек он был, мягко говоря, странный и к корабельной службе малопригодный, был он уперт, подозрителен, конфликтен и предсказуем, как дерево, в Бога не верил, но на всякий случай крестился, ежедневно он был занят тем, что внедрял в жизнь решения съездов и пленумов партии и безжалостно боролся с моральными разложенцами и пьяницами, эрудицией не блистал, с экипажем говорил через губу и вдобавок еще укачивался. Бабай был из мичманов.

– Товарищ командир, это все Васильченко. Я давно заметил, как он новую картину нарисует, так на следующий день у них гулянка.

– Ну передвижник хренов, ну Петров-Водкин, я тебе устрою живопись!

Капитан II ранга Бабай, напрочь лишенный чувства юмора и не знавший, кто такой Петров-Водкин, командира поправил:

– Васильченко, товарищ командир.

После беседы с командиром Миша ушел в подполье, но творить не бросил. Чтоб не светиться на судне, он стал выезжать на пленэр. Через муки творчества шел болезненный переход от лубка к серьезной живописи. Теперь он писал на холсте, писал не спеша, полностью отдаваясь процессу. Споры о его творчестве в экипаже не утихали ни на минуту, разброс мнений был широк, от «херня все это» до «Лувр по нему плачет». Арбитром выступила таможня, проводившая проверку судна перед переходом в Польшу. У Васильченко были изъяты три картины как художественная ценность, не имеющая разрешения на вывоз за границу, о чем Мишке была выдана соответствующая справка. Это было признание, споры стихли, а командир попросил его нарисовать картину в подарок директору верфи. Памятуя недавний поход в Антарктиду, Миша на большом холсте изобразил судно среди айсбергов. Картина впечатляла, но отсутствие багета все портило. Командир лично дал команду умельцам сделать достойную рамку. Рамка получилась говно, но из красного дерева, и дерева было много. Поляки оценили.

Началась нескончаемая череда дежурств и обеспечений, ремонт дело хлопотное. Неожиданно Мишу вызвал к себе Бабай.

– Товарищ Васильченко, у меня к вам партийное поручение. Парторганизация судна решила подарить коммунистам верфи портрет Ильича. Справитесь?

Без всякой задней мысли Васильченко уточнил:

– Какого Ильича?

Зам, решив, что его подначивают, зло прошипел:

– Владимира Ильича.

Дихотомия «да» – «нет» в этом случае не работала. Миша понимал, что Ленин в его исполнении будет похож на Мао Цзедуна или на Индиру Ганди, и поэтому отказ должен быть обоснованным, иначе кирдык.

Долгое запутанное объяснение не спасло, отказ Виктор Иванович Бабай воспринял как личное оскорбление и доводил Васильченко по поводу и без повода. Достал он Мишку по самое не горюй. Как у бывшего детдомовца, чувство справедливости у него было обострено, и он уже начал подумывать о переводе. Ну переведусь, а там другой Бабай, и что тогда? Все время скакать с места на место? Может, вообще службу бросить, а семью чем кормить? Но и терпеть это тоже более невозможно.

Наконец поляки закончили ремонт дизель-генератора и сдали его механикам. Акты подписаны, можно возвращаться. Перед переходом в Лиепаю командир проводил совещание с офицерами. Слово взял зам и выразил озабоченность состоянием дел в службе океанографических измерений, а конкретно – можно ли доверить такому, с позволения сказать, офицеру, как Васильченко, такой важный участок работы.