Гонщики кампуса. Бойфренд из книг

Пересекаю комнату, отодвигаю стул и делаю ей знак занять место рядом со мной. Открываю ящик и достаю из него два маленьких маракаса, которые знавали и лучшие дни.

– Ну.

– Что мне с этим делать?

– Мне нужна хористка.

– И не мечтай, Волински.

– О! Давай, я уверен, что ты трясешь маракасами, как никто другой.

– И в какой момент ты так решил?

– Как только увидел тебя, сразу понял.

Мое заявление ее смешит. Мне нравится эта музыка.

– Готова?

Она кивает, и я кладу пальцы на клавиши.

Раздаются первые ноты, и я чувствую на себе ее изумленный взгляд.

– Черт, ты не перестаешь меня удивлять. Это же Нина Симон.

– Моя мама обожает эту песню. Она заставила меня ее учить, чтобы я ей аккомпанировал. Каждый. День. Отец и сестра сходили с ума.

– My Babe Just Cares For Me.[15] Это был ее способ остаться единственной женщиной в твоей жизни?

Прекращаю играть и поворачиваю к ней искаженное изумлением лицо.

– Эй! Вполне возможно! Это жутко, придется обсудить с ней.

– Продолжай!

– Подожди, прежде чем стать твоей фанаткой, я спою.

– Ого, это слишком много для одного вечера.

Мои руки перемещаются в нужное место и остаются неподвижными.

– Маракасы, Кэрри.

– Не помню, чтобы в этой песне было что-нибудь подобное.

– У нас не было места для барабанов, сойдут и маракасы.

– Ты заставишь меня сделать что угодно, – бормочет она, овладевая собой.

– Я никогда не выступал перед зрителями, кроме моих родителей, будь снисходительна.

– О! Боже мой, эта реплика заслуживает того, чтобы ее можно было использовать для флирта. Это так трогательно! Кажется, я почувствовала, как дрогнуло мое сердце, но, возможно, оно расхохоталось, я не уверена.

– Ты сводишь на нет все мои усилия. А теперь заткнись и восхищайся мной.

– О! Да, Донни… – шепчет она, беря мою руку.

Ее похотливый тон заставляет меня сжать зубы, я сгибаю и разжимаю пальцы, сосредоточившись на них. Вы не будете делать это на пианино, Дон!

Я хочу ее до такой степени, что эта близость становится болезненной. Не могу ничего сделать здесь, но, когда мы пойдем к друзьям, я не собираюсь оставаться настолько целомудренным. Несмотря на то, что она посылает мне противоречивые сигналы, между ней и мной есть что-то непреодолимое, и я знаю, что она чувствует прямо сейчас, когда наши бедра соприкасаются.

Она трясет маракасами у меня перед носом. Откашливаюсь. Зачем я вообще это делаю? Начинаю первый куплет, а когда добираюсь до My baby don’t care for cars and races[16], Кэрри прерывает меня.

– Бесполезно, ты слишком любишь тачки, чтобы терпеть девушку, которой они не нравятся.

– Я очень сговорчивый.

Возобновляю песню, Кэрри меняет позу, поворачиваясь спиной к пианино.

Теперь мне стоит только поднять глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и когда ее голос внезапно присоединяется к моему, широкая улыбка появляется на моих губах.

Постепенно атмосфера становится легкой, и я забываю, что она все еще просто друг. Она моя девушка, независимо от того, сколько времени мне понадобится, чтобы стать ее парнем.

Песня подходит к концу, я смотрю на Кэрри и чувствую, как во мне пробуждается спящее безумие. Она не отворачивается, не бросает мне свои реплики, которые систематически сводят на нет все мои попытки. Она кажется готовой.

Мое тело прижимается к ней, когда я нажимаю на последнюю клавишу, и… за нашей спиной раздаются аплодисменты. Как жестоко вот так все прерывать!

Кэрри так удивлена, что вскочила на ноги, выронив один маракас. А когда поднималась, вторым ударила меня в бровь. Все лучше и лучше.

Поворачиваюсь на табурете, родители наблюдают за нами из дверей гостиной.

– Я бы встал, чтобы поцеловать тебя, мама, но это не рекомендуется после травмы головы. Ты обещала, что больше не будешь меня бить, – добавляю я, обращаясь к застывшей на месте Кэрри.

Поднимаюсь и, воспользовавшись ее мимолетной слабостью, кладу руку ей на плечи.

– Дорогие родители, позвольте представить вам Кэрри Волински.

23. Кэрри

Если я быстро брошусь влево, какова вероятность, что мне удастся выпрыгнуть в окно? Очень слабая. Еще при расчетах траектории нужно учесть диван и дрожь в ногах. Тогда нулевая.

– Дорогие родители, позвольте представить вам Кэрри Волински.

Теперь я понимаю, что тяжесть на моих плечах связана не только с моей панической атакой, но и с тем, что на меня легла рука Донована. Я уже ударила его маракасом, нельзя позволить себе сломать ему еще и локоть.

Его родители молча рассматривают нас, будто застукали за сексом на пианино. О! Черт возьми, я почти забыла, куда пришла. Это же Волински! Ну почему я сказала «да»? Мне нечего делать здесь, с ним, с ними, с маракасом в руке!

– Сделай мне одолжение, Дон, задуши меня!

Чувствую, как он смеется рядом, похоже, что я сказала это вслух. Как раз вовремя!