Гонзу Читатель

Главным героем детективного сериала Энди был не полицейский, не инспектор или следователь, как можно было бы предположить, и, уж конечно, не частный сыщик, затертый Шерлок Холмс, а такой средней руки интеллектуал-культурист, Джеймс Бонд-надомник, бездельник по жизни и бабник по призванию. Звался он Люсьен Альбрехт. Полуфранцуз, полунемец, родом из Кинцхайма, малюсенького эльзасского городишки. Преступления, сыпавшиеся ему прямо под ноги, он распутывал благодаря своему недюжинному интеллекту и хакерским навыкам, обретенным непонятно где и когда, они просто были у него, и все. Наверное, с рождения. Сложные ситуации он разруливал сам – на то и мускулы, и владение всеми видами оружия, какое можно найти на просторах интернета, включая индейские болас, малайский боевой отравленный двухклинковый кинжал, огнемет времен Второй мировой и портативный беспилотник, оснащенный маленькими ядерными бомбочками. Все попадавшиеся на его пути красавицы стремились ему отдаться, бабы попроще помогали изо всех сил в надежде на ласковый взгляд или вообще просто так, бескорыстно. Они обворовывали своих боссов и мужей, тащили секретные документы из сейфов и старинные полотна из особняков, а нечего было влезать в преступные аферы (это к документам) и красть из мировых музеев (это к полотнам). Среди благоговевших перед ним полицейских и интерполовцев всех европейских стран и парочки латиноамериканских Люсьен имел прозвище. Вот так и тянет сказать Соколиный Глаз или Отважный Барс, но ладно, на самом деле – Маугли. Энди считал, это круто.

– Понимаешь, Маугли – он маленький и голый, но умеет побеждать всех, и не важно, клыки там у них, когти, зубы. Главное – башка. Маугли выше зверья джунглей. И мой Люсьен тоже.

Не в смысле маленький и голый. А в смысле всех крошит одной левой и с одного взгляда зрит истину.

Безусловно, Люсьен-Маугли был слепком с самого Энди. Не клон, не близнец, а скорее как античная статуя или придворный портрет вельможи. Он показывал какую-то часть оригинала, щедро дополняя его всяческими прикрасами. Он был тем, чем Энди хотел бы быть, и имел то, чего Энди не хватало – бесконечный калейдоскоп риска, успех, длинноногие полногрудые фемины с IQ 181, яхты, суперские тачки, блестящие пистолетики. Могу сказать абсолютно убежденно: любой писатель – признанный или нет, не важно – грешит тем, что пишет про самого себя. Всегда. Писатели – талантливые шизофреники с синдромом множественной личности. Или множества личностей. Вот они и раздают эти личности своим героям. Одному – свои победы, другому – свои фобии и опасения, третьему – несбывшиеся мечты и скрытые пороки. Вот таким он мог бы стать, если бы… А этим не стал бы ни за что, даже если бы… Множество личностей, множество вариантов движения вперед, множество вселенных.

Если честно, детективы Энди обладали всеми пороками, какие он вешал на других ныне здравствующих собратьев по перу: и сюжет иной раз распадался на куски, и персонажи порой были не прорисованы, оставались картонными болванчиками. То слишком много деталей и действие задыхается, стопорится бесконечными описаниями мелочей не по делу, то, наоборот, фон событий задан схематично, смазано. А то вдруг по-настоящему классный кусок, динамика, герои, антураж – все четенько, как любил выражаться Энди.

Я как-то попробовала высказать свои замечания, дескать, вот тут бы добавить, может, описание природы или города, а то твой Люсьен мчится как по трубе в аквапарке, летит в пустоте и темноте. И враз получила лопатой по балде:

– Это не твое дело. Это мой рассказ, и все, что я считаю нужным сказать, я сказал. Если тебе непонятно, то это твоя проблема, я не собираюсь подстраиваться под каждого. Здесь важно действие, и описывать природу на пяти страницах я не собираюсь, я не Стендаль и не Толстой. Я просил тебя только откорректировать текст, а не отредактировать. Мне это не нужно. Я взял кубики и собрал пирамидку, а ты приходишь и начинаешь мои кубики переставлять: «Надо не так, надо вот так…» Если такая умная, возьми СВОИ кубики и сама строй СВОЮ пирамидку. Понятно? И так далее, и так далее…

Все, я поняла, умолкаю, мой повелитель. Теперь я только ставлю или убираю запятые, делю слишком длинные предложения на два покороче, исправляю рядом стоящие «он-он», «пришел-шел-ушел» и всякое такое. В сюжет не вмешиваюсь. На святое не замахиваюсь. И у нас мир, тишь, благодать.

Каждую последнюю субботу месяца мы ужинаем втроем: Энди, его мама и я. В «Балканских специалитетах». Как и в первый раз, заказываем колбаски и «рислинг». Как и в первый раз, счет мы с Энди оплачиваем пополам. Это традиция.