— Ага, — и этот звук был почти неразличим сквозь стук стальных колес.
— Поэтому я и сел на этот поезд. Я возвращаюсь в Капитолий. Лечиться. Чтобы мне там помогли. Вот и все, что я собирался тебе сказать на этот счет.
— Ты причинил боль моему другу, — проговорил Гейл гневно.
— Твоему другу, с которой не встречался целый год? Твоему другу, которая заодно и моя невеста! — сказал я. — Я никогда не прощу себя за то, что сотворил с ней. Я заслужил в десять раз больше страданий, чем ты мне можешь причинить, и я искренне надеюсь, что я их сполна получу в Капитолии. Никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сам себя сейчас ненавижу.
— Но ты не смеешь вот так являться и просить Китнисс уехать. Ты не можешь спуститься с небес или откуда там как спасителю и увезти ее от меня. Не имеешь ты на это никакого права, — я говорил медленно, хотя и знал, что Гейл достаточно умен, чтобы сразу все понять, но мне хотелось, чтобы до него дошло каждое мое слово. И эта неспешность позволяла мне держать себя в руках, ведь густой и темный как деготь гнев, который струился по моим венам, уже начинал закипать. И я не хотел, чтобы приступ случился со мной в присутствии этого парня.
— Я просто дал ей возможность выбирать, — сказал он, оправдываясь. Его серые глаза глядели настолько пристально, что этот взгляд мог бы прожечь во мне дыру. Видать, оттого он и был настолько устрашающим.
— Ты хотел дать ей возможность выбирать? А как насчет того, что она вернулась в Двенадцатый искалеченная, одинокая? О чем тогда ты думал? Когда она могла есть только с ложечки, не в силах о себе заботиться? Когда она не мылась по три месяца? Ну-ка, просвети меня, я правда хочу понять, — злость вскипала во мне, как темное варево, а я мог лишь сопротивляться желанию схватить его и вышвырнуть в окно. От этой внутренней борьбы у меня уже мелко дрожали руки.
— Тогда она не хотела меня видеть, — сказал он уклончиво.
— Почему? — спросил я. Интуиция подсказывала мне, что есть еще что-то, чего я не знаю.
— Скажем так: мы расстались не самым лучшим образом. Она бы не захотела меня видеть, явись я тогда в Двенадцатый. Китнисс не умеет прощать, — его лицо окаменело, но даже я видел боль, которую он пытался скрыть от мира, и был настороже.
— Неужто? Так вот, без причин? — дожимал я, уверенный, что где-то тут таится ключ к пониманию всего случившегося. Что-то там между ними произошло, что-то весьма серьезное, что оттолкнуло их друг от друга, но мне было невдомёк, что именно. Мысль, что у этих двоих есть что-то, что мне недоступно, пробудила во мне страх, меня уже трясло от раздражения такого сильного, что пришлось себя успокаивать, глубоко дыша. В любом случае, Гейл не спешил мне отвечать, и становилось ясно, что на него лучше не давить. Они с Китнисс что-то упорно скрывали, оберегали общую тайну, и это было неправильно, за гранью моего понимания.
— Отлично. Пусть все останется между вами. Китнисс сама мне расскажет, когда сочтёт нужным, — сказал я, хотя сам не особо в это верил. — однако есть некие правила, которые тебе не мешало бы соблюдать.
Он не ответил, но я был уверен, что все тут было предельно ясно. В его глазах все еще полыхал гнев, он стукнул рукой по столу.
— Это и тебя касается. Посмей еще только использовать ее как боксерскую грушу. Она не должна из-за тебя страдать. Я буду держаться в стороне, но если ты посмеешь ее обидеть, я размажу тебя об стенку, — прошипел Гейл в ярости, вставая с места. — заруби себе на носу, Мелларк. Пусть нашей дружбе с нею и конец, но я в порошок сотру любого, кто причинит ей боль. И мне плевать, даже если ты женишься на ней и настрогаешь с нею три десятка ребятишек. Я тебя уничтожу. Не буду разрушать ваши отношения и всякое такое. Мне давно было ясно, с кем она на самом деле хочет быть, очень давно, даже если я сам не был готов себе в этом признаться. Но я без колебаний разделаюсь с тобой в случае чего.
И тут вернулся Хеймитч, эффектно положив конец нашей беседе. Бубня что-то нелицеприятное в адрес нашего с Китнисс ментора, Гейл покинул купе.
Хеймитч смерил меня глазами и протянул сверток со льдом.
— И отчего это мне кажется, что у нас тут только что прошел конкурс, на котором меряются пиписьками?
***
Остаток нашего путешествия не был ознаменован ничем примечательным. Я вообще не спал, но иное мне и не светило. Я никогда не мог нормально спать без Китнисс — так было еще даже до нашего с ней Тура Победителей. Наверно, так повелось с самой первой нашей совместной ночи в пещере. Как будто для моего травмированного сознания она с самого начала означала покой и безопасность, возможность отдохнуть. Только лишь когда меня пытали и охморили, стало иначе. Но потом все вернулось на круги своя.