Good Again (СИ)

Я вновь кивнул, как будто слов на то, чтобы ответить ему что-либо у меня уже не оставалось. Слишком я был подавлен и смят, чтобы выражать свои чувства как-то иначе — разве что ворчанием, совсем как Хеймитч с похмелья, когда его с души воротит от любых разговоров.

Я стремительно катился по темному туннеля, в конце которого мне светили только страдания и депрессия, печально размышляя про себя о том, что очень скоро Доктору Аврелию представится возможность лицезреть моего монстра во всей красе, и бог весть — когда именно это случится.

Я провожал глазами проносящиеся за окном капитолийские улицы, впервые наблюдая их в будничной суете. Одежда, которую носили здесь, все еще свидетельствовала об изобилии, однако теперь в ней уже не было столь вопиющих излишеств, как до войны. Люди шли каждый по своим делам: делали покупки, совершали променад, спешили домой с работы, чтобы поужинать в кругу семьи, если она у них еще оставалась. Архитектура была столь же внушительной, дороги все так же ровно вымощены, но чем ближе мы оказывались к центру города, тем яростнее во мне пробуждалась леденящую душу память о смерти.

Мы свернули на широкий проспект, до боли знакомый и чужой мне одновременно. Это застало меня врасплох: один лишь мимолетный взгляд, пока мы сворачивали в переулок — и я уже не мог оторвать глаз от этого огромного классического строения с античными колоннами, что возвышалось над снующими по площади людьми. Угловатый фасад в был увенчан куполом, здание отливало мертвенно-белесым цветом. И это, конечно, было странно, неуместно, учитывая целую реку запекшейся крови, обагрившей эти камни.

Мое сердце, которое еле-еле билось еще минуту назад, друг стало так бешено бухать в груди, что у меня все поплыло перед глазами. Я стал хватать воздух ртом, шумно и часто, но вдохнуть толком не мог, и краем сознания уловил, что Хеймитч склонился ко мне и что-то мне кричит, но что именно — разобрать уже не мог. Я видел лишь огонь, слышал только крики, ощущал лишь запах паленой плоти. Я мчался между людей, вопящих после первой канонады взрывов, разорвавшей воздух над Круглой площадью. Видел кожаный плащ цвета индиго, темную косу, которая выбилась из-под капюшона, который взрывом стряхнуло с ее головы. В сердцах я клял свою хромую ногу: если бы не протез, я оказался бы рядом с Китнисс в мгновение ока.

Достигнув толпы, она закричала так, как будто нечто большее, чем воздух, отделяло ее от желанной цели. Я проследил за направлением ее взгляда и увидал Прим, которая остановилась среди груды искалеченных тел и окровавленных конечностей, обернувшись назад на зов сестры. У меня не получалось мысленно сладить со всей абсурдностью того факта, что это юное создание может находиться в центре творившегося здесь безумия — это мне представлялось невозможным, что здесь и сейчас тут оказалась именно она. В этот момент краем глаза я заметил парашют, странный свет проникал сквозь край металлического контейнера, и я сразу понял что сейчас случится.

Парашюты.

Дети.

Бомбы.

Нужно было задержать Китнисс прежде, чем она припустит бегом, иначе мне её было уже не остановить. Новые парашюты стали спускаться с неба, приземляясь прямо возле Прим, но довольно далеко от Китнисс, так что она не должна была попасть в эпицентр взрыва. Если бы я только мог до нее добраться…

Я уже почти к ней дотянулся, мои пальцы едва не коснулись ее плеча, и ее имя сорвалось с моих губ за долю секунды до того, как все вокруг поглотили огненные языки, когда все вокруг распалось. Мой крик затих, задавленный взрывной волной, вибрацией от удара, распространившейся по всему телу. Я не мог вздохнуть, а потом меня сокрушила нестерпимая боль, и я потерял сознание.

***

Проснулся я от тихого гула приборов, который вторгался в мое сознание, и на мгновение мне померещилось, что я лежу на месте взрыва на Круглой площади, прежде чем я понял, что это было лишь воспоминанием, осколком прошлого. Мои веки были тяжелыми, как свинец, голова раскалывалась, и болезненная пульсация в висках не оставляла ни малейших шансов на продолжение отдыха. Стоило мне коснуться головы, как я почувствовал небольшие электроды на лбу, и задался вопросом — где же я нахожусь. Открыв глаза, я обнаружил себя в отчего-то знакомой мне больничной палате. Воздух здесь был свеж и прохладен, а где-то недалеко кто-то вел беседу, но слов я разобрать не мог. Сквозь оконное стекло пробивался бледный свет закатного солнца, и одеяло, которым я был укрыт, оказалось намного мягче, чем мне помнилось. Медленно повернув голову, я попытался понять, откуда доносятся голоса, и разглядел Хеймитча, который за стеклянной дверью что-то оживленно обсуждал с доктором Аврелием. Они вроде бы и не злились, но беседа явно была напряженной.

Я заерзал в постели и привлек этим к себе их внимание. Доктор Аврелий приблизился ко мне с фонариком в руках, и посветил мне им по очереди в оба глаза, прежде чем заговорить:

— Пит… Ну, мой мальчик, это было что-то, — произнес он мягко, наверное, стараясь не напугать меня чересчур громкой речью.