Good Again (СИ)

Да, так оно и было.

Заслышав над головой легкий «тук-тук» — Пит надевал свой протез — я разлила кипяток по чашкам и на небольшом подносе понесла их наверх. Пит был в душе, а я, поставив свою ношу, заправила постель и вновь вернулась вниз, за своим рюкзаком. Открыв его, я стала раскладывать свои вещи по ящичкам, развешивать одежду в гардеробной. Разложила на постели кремовый сарафан с оборками — такими желтыми, что они тут же напомнили мне об одуванчиках и Пите. Хотя в последнее время все напоминало мне о Пите. Я управилась так быстро, что, когда он вышел из душа, то увидел лишь пустой рюкзак и висящие на плечиках платья. Сама же я переодеться так и не успела. Его глаза скользнули по мне, и в них читалась такая смесь застенчивости и неприкрытого желания, что меня сковала неловкость. На нем были только шорты, и от одного его вида меня пронзил заряд нервного электричества. А стоило мне взять чашку, и она тонко зазвенела в дрожащих пальцах, когда я вынимала ситечко с заваркой. Он тоже сел на кровать, уперев в пол протез. Так мы и сидели рядом и молча пили чай, лишь наши пальцы переплелись. Я бросила на него взгляд поверх края чашки.

— Как твоя нога? — спросила я.

— Гораздо лучше. Хотя и в синяках.

Потянувшись к нему, я погладила его по щеке, на которой теперь расплылось багрово-синее пятно.

— Не только нога, — я прошептала.

Он поймал мою ладонь и зарылся в нее лицом. Как много раз я уже так его ласкала, но все равно его прикосновение огнем жгло кожу.

Поднеся мою ладонь к губам, он её поцеловал.

— Никаких кошмаров? — спросил он.

— Нет, никаких.

Мы погрузились в неловкое молчание, и эта тишина, и то, что за ней крылось, можно было даже потрогать, настолько оно было осязаемым.

— Славное платье, — сказал он, взглянув на мой сарафан.

— Циннино, — ответила я, тяжело сглотнув.

— Мне больше нравится, когда ты в моей рубашке, — он улыбнулся, слегка потянув за подол.

— Да уж, — я тоже улыбнулась, и сердце застучало чаще.

И снова эта двусмысленная тишина.

— Ты голоден? — спросила я.

— Ужасно, — ответил он шепотом.

— Хочешь, я что-нибудь приготовлю?

— Нет, — его взгляд посерьёзнел.

Взяв чашки, я аккуратно поставила их на столик. И тогда, стремглав бросившись к нему, неспешно его оседлала.

— Тогда ладно, — сказала я.

Взяв его лицо обеими руками, я тщательно, глубокого его поцеловала, чувствуя вкус чая на его губах. Он нежно отвечал на поцелуй, рука его пробралась вдоль шеи в гущу моих распущенных волос. И все мои расплывчатые планы на сегодня вдруг испарились, как роса в знойный полдень. Мы оба излучали жар. От меня не осталось ничего кроме движений, все слова и мысли куда-то утекли. Его поцелуи стали еще настойчивее, руки заскользили под рубашкой, по голой спине по обе стороны от позвоночника. Потом он добрался до моих ягодиц и сжал их, рванул меня к себе, и я громко глотнула воздуха. Когда он стягивал рубашку с моих плеч, пытаясь её снять, я намертво запуталась в рукавах, обе руки оказались стянутыми сзади меня, точно в ловушке. И он не стал меня освобождать, так и оставил.

— Не двигайся, — прорычал он и взял обеими руками меня за грудь, обхватив их ладонями и сжав. Заведя одну руку мне за спину он потянул за рубашку так, что мне пришлось выгнуть спину, подставляя ему груди.

Он их потер, играя с ними обеими, прежде чем остановиться на одной, потягивая за сосок, скользя языком по моей коже. Я уже была мокрой — ошеломительно мокрой — и у меня в животе уже все ныло, моля об освобождении. После прошлой ночи внутри еще побаливало, но боль была скорее желанной, чем мучительной. Я запрокинула голову и задвигалась, пытаясь перетянуть его ласки и на другую сторону, руки все еще были в плену за спиной — его большая ладонь комкала ткань, удерживая меня на месте. И я была в восторге от пребывания в этом плену. Его губы переползли мне на плечи, стали ласкать мне шею. Он будто пожирал меня, и пульсация внизу живота стала практически невыносимой.

— Можно я тебя коснусь, — беспомощно зашептала я.

Пит не ответил, лишь притянул к себе для поцелуя, а его пальцы осторожно вынули мои запястья из рукавов рубашки.