Чтобы получить доступ к самым интимным её местам, я широко раздвинул ей ноги. И принялся лизать ее протяжными движениями, а она стала судорожно втягивать в себя воздух. Вкус был тот самый, её вкус, только сильней обычного, и я неспешно стал ласкать ее там, внимательно следя за ее реакцией, за ее стонами, всем языком тела, и корректировал в зависимости от них свои действия. Я быстро понял, что, если ударить языком по сокровенному маленькому бугорку, она начнет судорожно извиваться, руки крепче вцепятся в моих волосы, и она громко выкрикнет мое имя, а если медленно двигаться вверх-вниз, она начнет томно вздыхать от удовольствия. Когда же мой язык вошел в нее, она наполовину выдохнула, наполовину застонала, припав ко мне. И я стал посасывать её затвердевший холмик, двигая пальцами внутри, а она инстинктивно задвигалась так, чтобы я понял, где именно таится самое острое её наслаждение.
Я принялся ритмично на нее надавливать, и почувствовал, как ее удовольствие становится насыщеннее, как учащается ее дыхание. Все так и продолжалось: ее руки направляли мою голову, мои пальцы в нее погружались, и я не прекращал сосать, пока, после одного из касаний я не почувствовал, как она взрывается вокруг моих пальцев, громко и протяжно выкрикивая мое имя. Я приложился там к ней ртом, и, чтобы вобрать в себя её оргазм, ввинтился в нее языком.
Конвульсии её были такими горячими и глубокими, что я больше не мог устоять. Вытерев губы тыльной стороной ладони, я на нее забрался, и едва успел стянуть шорты, прежде чем глубоко в нее погрузиться, стараясь быть нежным, вбирая ее волны, затянувшие меня в эту пучину. Потом я стал в нее толкаться с безумной тягой ею обладать. Я знал, что мне нужно себя сдерживать, ведь мы делали это только во второй раз, но я сгорал от желания дать знать ей, что она моя. В голове снова звучали эти слова: Теперь она моя. Возможно, я даже произнес это «моя» вслух, когда, удерживая ее ноги раскрытыми, смотрел, как я выхожу из нее и наполняю снова.
Ее руки парили по мне, касаясь груди, плеч, ее нежный палец скользнул ко мне в рот. И я не смог удержаться от того, чтобы его не пососать. Она потянула меня к себе для поцелуя, и я ее поцеловал, грубо, дико, запустив руки ей в волосы, сжимая ее голову пока я брал то, что хотел от нее получить. Я весь лоснился от пота, и чувствовал, что и мое освобождение теперь все ближе. Засунув руку пониже её спины, я заземлился в ней, заставив её замурлыкать от удовольствия. Её ногти впились мне в спину, провоцируя меня двигаться внутри неё еще быстрее, и она снова выгнулась и кончила, мощные волны ее наслаждения тянули меня в самую пучину. Взгляда на её лицо на пике наслаждения, того, что я дал ей испытать, было для меня достаточно, чтобы уже больше не сдерживаться, и мощный взрыв экстаза накрыл меня с головой, вырвался наружу, залив ее горячей влагой.
Я еще несколько раз качнулся, прежде чем упасть на нее, стараясь удержать свой вес на согнутых руках. Нежно поцеловав её в губы, я повалился на бок, не выпуская ее из своих объятий.
— Ух ты, — мягко прошептала она.
— Ух ты, — я усмехнулся, испытывая благодарность, что больше мне не нужно ничего говорить.
***
В какой-то момент ночью я проснулся от пульсирующей боли в ноге. Стараясь не разбудить Китнисс, я осторожно отстегнул протез. Аккуратно вернув его на подставку, я потянулся за кремом. Конечно, у меня уже там тоже были синяки, да и не только там — почти ни одна часть меня минувшим днем не смогла остаться невредима. И когда я втирал этот крем, я вдруг почувствовал как её рука меня останавливает. Взглянув на нее, я снова улыбнулся. Смотреть на то, как она лежит рядом со мной, я мог бы вечно.
— Ты в порядке? — поинтересовалась она неуверенно.
Я зашептал, хотя нас в спальне было только двое:
— Я не хотел тебя будить. Прости.
— Нога? — уточнила она и я ответил вздохом.
— Я не снимал протез со вчерашнего дня, так что она теперь побаливает.
Ее губы растянулись в улыбке, такой редкой улыбке, которую, я думал, она бережет для одного меня.
— Позволь.
— Нет, Китнисс, тебе нужно поспать, — сказал я, сокрушаясь.