Good Again (СИ)

Я вздрогнула от вдруг охватившего меня ужаса, в душе уповая на то, что он примет эту дрожь за проявление страсти. Меньше всего мне хотелось его разочаровывать. Сейчас он был таким, как будто даже если весь мир вокруг рухнет, он все еще останется стоять посреди обломков с этой вот «его дурацкой сияющей улыбкой», как зовет её Хеймитч. Пит был на седьмом небе от счастья. Едва не лопался от гордости. Меня же здорово мутило, и вряд ли я смогла бы сейчас что-нибудь съесть. Ночью, в нашей постели, согласие выйти за него замуж показалась мне единственно верным решением — таким оно все еще и оставалось. Я любила его и не хотела с ним разлучаться. Брак для людей, которые и так уже живут вместе, был следующим логичным шагом. Но при свете дня я вдруг почувствовала, что этот сдвиг в наших отношениях влечет за собой кучу других, не столь приятных, мелочей, к тому же огласку и нежелательное внимание. Меня все вполне устраивало в той жизни, которую мы вели, и мне совершенно не хотелось никого туда впускать, даже для того, чтобы эти люди пожелали нам счастья.

— Это значит, что и ты теперь мой жених, — улыбнулась я в ответ, пытаясь поймать за хвост ту ускользающую радость, что владела мной прошлой ночью, и отогнать свой страх. Его сияющая улыбка так и зацвела у него на лице, глаза так и заблестели.

— Верно подмечено, — усмехнулся он, потянувшись, чтобы взять меня за руку. — Теперь ты можешь ходить с вытянутой вперед рукой, чтобы все видели кольцо, — он засмеялся, зная наверняка, что я буду последней девушкой на свете, которая станет так делать.

После того, как он сделал мне предложение, а я его приняла (и перерыва на омытые слезами, лихорадочные объятия со всеми вытекающими), он достал черную корочку и робко протянул ее мне. Как же отличалось это предложение от того, что он делал когда-то перед капитолийскими зрителями, разодетый в пух и прах, стоя на одном колене. Теперь же мы были голые, с припухшими от слез и поцелуев лицами, сытые после вдохновенных занятий любовью, и, закутавшись в одеяла, мы нависали над этой бархатной коробочкой. Когда я ее открыла, я обнаружила, что он поместил ту самую свою серую жемчужину в оправу белого золота. Я была потрясена его красотой, но, в конце концов, меня опять до слез, до всхлипов и рыданий от всплеска чувств, довела надпись на внутренней стороне ободка: «К.и П. Всегда». Может, это и стоило снимать на камеру, но это был один из самых прекрасных моментов моей жизни.

И при мысли о том, что люди будут разглядывать кольцо на моем пальце, нашу жемчужину, мне захотелось забраться на самое высокое дерево и прятаться там до морковкина заговения. Жемчужина все еще была для меня ощутимой частицей Пита, которая сопровождала меня даже в самые темные дни в Тринадцатом. У меня дико застучало сердце, сбилось дыхание. Я сжала руку в кулак, накрыв кольцо другой рукой, будто уже скрывая его от любопытных рук, которые хотели его коснуться. Для меня это было отнюдь не просто украшение.

Я потянула его за руку - мол, мы торопимся — вниз по лестнице, на улицу в сторону пекарни, но у Пита явно были свои планы на сей счет. И он потащил меня к дому Хеймитча.

— Мне нужно кое-кому сказать, — сказал он вызывающе радостно. Он даже не потрудился оповестить о своем приходе стуком в дверь, просто поплыл внутрь, как большой линкор, а я все пыталась не потонуть в его кильватере. Хеймитч, восседавший за столом, поднял на нас глаза и сказал спокойно.

— Доброго вам утречка и спасибо, что постучались. Однажды вы ко мне ворветесь, а я буду тут с какой-нибудь девчонкой зависать. Тогда и посмотрим, будете ли вы вот так скалиться, — проворчал он.

Даже в моем нынешнем состоянии, представив себе Хеймитча с женщиной, я выдавила:

— Да уж, ты прав. Мы с ходу примемся блевать.

Пит от души рассмеялся, а Хеймитч смерил меня недобрым взглядом. Он уже совсем было готов ответить мне очередной колкостью, но Пит сбил его, выпалив:

— Мы обручились, старый ты пердун!

Вид шокированного Хеймитча стоил того смущения, которое я испытала от подобного объявления, и я ухмыльнулась, хотя и была вся на иголках. Однако он довольно быстро пришел в себя — все-таки это был Хеймитч — и его лицо приняло столь знакомое саркастическое выражение.

— Каким макаром, черт возьми, у тебя вышло ее уломать? Ты что, ей заплатил?

Пит замотал головой.

— Не-а. Просто старые добрые мольбы, — я игриво шлепнула его, когда он, обхватив меня за талию, смачно поцеловал меня в щечку.

— Я удивлен, что она сейчас не сидит на дереве, не стреляет по зверью или типа того. Впечатляет, малыш, — он посмотрел на нас с искренней улыбкой. У меня от этого скрутило желудок. Если бы он только знал. — У тебя есть кольцо?

И, взяв мою протянутую руку, он внимательно осмотрел то, о чем спрашивал. Вообще-то в нашем Дистрикте раньше помолвочные кольца не носили — мало кто мог позволить себе такую роскошь. Но он, выпустив мою руку, одобрительно кивнул. И в этот момент снаружи раздался пронзительный визг. Хеймитч приподнялся, пошатываясь, и выглянул в окно.