— Я не собираюсь лишать тебя свободной воли, — ее лицо помрачнело при этих словах. —, но ты не задумываешься о собственной безопасности. Ведь я однажды чуть не убил тебя в Тринадцатом, припоминаешь?
— Как я могу это забыть, Пит? Я там была! Но ты не посмеешь решать за меня что мне нужно, и какой риск я готова на себя брать, и с чем готова мириться. Достаточно того. что уже было. Верно? Не ты ли говорил: хватит друг другу врать и наводить тень на плетень, чтобы защитить друг друга?
Я тяжело вздохнул, услышав это.
— Дело не только в тебе, Китнисс. А вдруг это я не готов так жить, — произнес я устало.
Во взгляде Китнисс читалась боль.
— Что ты хочешь мне сказать? Что ты хочешь уйти ради себя самого? Что тебе сложно со мной? — и поднял руки, пытаясь пресечь ее атаку и объясниться, так как наша беседа зашла явно не в ту степь. — говори все как есть! Не хочешь быть со мной, тогда просто уходи! Не надо оправдываться моей же безопасностью, — её боль обернулась яростью. — Хотя, если подумать, это твой дом! Так что уйти надо мне! — и она потопала на выход.
— Китнисс, ты поняла меня абсолютно превратно, — я поверить не мог, что все обернулось таким вот образом. Мне оставалось только догнать ее и схватить за руку, пока она не ушла. — Можешь ты просто выслушать? — она пыталась вырваться, но я ее не отпускал. — Не ты ли только что сказала, что не следует чуть что вскакивать и пытаться сбежать! Я никуда не уйду, но и ты не уходи, — она перестала брыкаться и посмотрела на меня, глаза все еще сверкали, но взгляд уже смягчился. — Мы что-нибудь придумаем, а единственное что я знаю наверняка, что я не могу… не могу без тебя, — она прищурилась, внимательно меня изучая. — Пожалуйста, давай не будем воевать, — умолял я, когда она внезапно ко мне прильнула. Я ей не лгал, я не мог обходиться без нее, но мне было невыносимо жить, не зная, как сделать так, чтобы перестать быть для нее постоянной угрозой.
***
Ночью, лежа возле нее, я ждал, пока она заснет. Я все не мог выбросить из головы, что во сне со мной внезапно может случиться приступ и я причиню ей боль, и оттого я глаз не мог сомкнуть. Когда я понял, что не в силах больше этого вынести, я потихоньку выскользнул из кровати и поплелся в гостевую комнату. В ней царили холод и запустение, ведь мы ею не пользовались, и кровать — словно каменная плита, ведь там не было Китнисс. Забравшись под жесткие, холодные простыни, я вскоре забылся сном, усталость брала свое. Возможно, это был тот самый компромисс, который я искал, ведь я не мог ранить ее, когда меня не было с ней рядом.
Мое тело жаждало сна, ведь скоро мне было вставать в пекарню, но стоило мне задремать, как меня подбросило от ее истошных криков. И я кинулся в нашу спальню, где она как она сидела, судорожно обхватив себя.
— Пит! — выла она, и этот вопль напомнил мне те краткие минуты во тьме, на арене, когда мы в конце Квартальной Бойни бессильно пытались отыскать друг друга.
— Эй, я здесь. Все в порядке, — поймав ее руки, я присел рядом, прижал её к себе.
Он икала от слез, силясь заговорить.
— Там все… горело… и тебя… не оказалось рядом, — всхлипывала она у меня на груди.
— Все хорошо. Теперь я здесь, — бормотал я, зарывшись губами в ее волосы.
— Но тебя не было. Ты ушел, — ответила она подавленно.
— Ты права. Прости. Просто я не мог заснуть, — солгал я.
Китнисс колыхалась в моих руках, пока я гладил ее по волосам, распутывая узелки, прогоняя ее страхи, пока она снова не заснула. Я посмотрел на все еще заметный синяк у нее на лице, на влажные после кошмара волосы, липнущие к припухшей щеке, и меня замутило. Я не мог вынести этого зрелища, и, выпутавшись из ее объятьях, вернулся в холодную и жесткую одинокую постель.
***
Все следующие ночи походили на эту. Я дожидался, пока она заснет, и уходил прочь в гостевую комнату, так тихо, как только позволяла моя шумно ступающая фальшивая нога, и я цеплялся за не менее фальшивую надежду, что стены и двери, разделяющие нас, уберегут от меня Китнисс. Утром я засветло вставал, чтобы отправиться в пекарню, вечером занимался привычными делами. Однако дня шли, а Китнисс от меня все более и более отдалялась. За ночь у нее случалось по пять кошмаров, и столько же раз я являлся, чтобы ее успокоить. Прошла неделя. И лишь тогда я разглядел у Китнисс, которая стояла, ссутулившись, на плитой, помешивая рагу, огромные темные круги под глазами. Мы оба стали больше походить на собственные тени, на людей, которых досуха высосали изнутри собственные страхи.