— Это несерьёзно, Пит! Это безумие. Неужто ты думаешь, что от этого станет легче? — я указала на его чемодан, чувствуя, что внутри закипает истерика.
— Тебе возле меня находиться небезопасно, — эти слова его словно душили, и слезы уже откровенно текли по его лицу. — Я говорил тебе, что не смогу смириться, жить с самим собой, если снова причиню тебе боль.
— Это был не ты. Это был приступ! Я вела себя глупо — надо было оставить тебя наедине…
— Китнисс, прекрати искать мне оправдания! — он уже по-настоящему на меня кричал.
— Я не ищу тебе оправданий. Я знала, что ты не в лучшей форме. Я знала, что должна тебя оставить, но не могла… — я была не в силах смотреть, как он уходит, паника готова была захлестнуть меня, она уже толкнула меня в грудь так сильно, что я едва не скрючилась от боли.
— Это неважно. Я не могу оставаться здесь, зная, что я наделал.
— Ты ничего такого не наделал. Это всего лишь синяк…
Он развернулся ко мне, руки сжаты в кулаки.
— Посмотри на себя в зеркало, Китнисс! Я мог убить тебя! И если бы я это сделал, я бы сразу наложил на себя руки, понимаешь ты это? Я лучше умру, чем допущу, что с тобой что-нибудь еще случится, — он продолжил паковать вещи, рыдая.
— Ты слишком близко принимаешь все это к сердцу, Пит. Перестраховываешься. Не делай этого! — умоляла я.
— Я должен, — коротко ответил он.
— Ты разбиваешь мне сердце! Или же это ничего для тебя не значит? — стонала я в отчаянии, пытаясь хватать его за руки, чтобы остановить.
— Смотреть на тебя, с этим синяком, мне просто невыносимо, это разбивает моё сердце, — он осторожно отвел мои руки и продолжил делать то, что делал.
— Не уходи, — молила я. — Пожалуйста.
— Я должен, — ответил он.
— Я пойду за тобой, — выпалила я упрямо.
— Тогда я спрячусь.
— Я тебя отыщу! — выкрикнула я. Этот разговор не имел смысла. Чем сильнее он набивал свой чемодан, тем тверже становилась его решимость. Истерика овладела мной так сильно, что я уже слышала лишь бешеный стук крови в ушах. Взор мой тоже уже затуманился — и все, что видела своим внутренним взором, это скорченный в муках человек, девушка, подобная цветку, лишенному солнечного света. Я взглянула на себя в зеркало: глаза широко распахнуты, тощая грудь судорожно вздымается от ужаса. И ту же, не раздумывая, я бросилась к Питу, и повалила его на кровать, застав его врасплох.
— Китнисс!
Ему никогда не превзойти меня ни в быстроте, ни в хитрости. Стряхнув попутно стопку одежды, я разом ловко нажала две кнопки по обеим сторонам его протеза, и легкое клак-клак и шипение засвидетельствовали, что он больше не скреплен с ногой. И я испытала сильнейшую, даже несколько неприличную благодарность к этому хитроумному устройству, наличие которого снова меня так сильно выручало. Он слишком поздно понял, что я собираюсь сделать, и я в мановение ока выдернула его протез из штанины и была такова, и поймать ему меня не удалось.
— Посмотрим, далеко ли ты уйдешь на одной ноге! — я вся кипела, выбегая из спальни с его искусственной ногой наперевес.
Краем глаза я успела заметить полнейшее изумление, застывшее на его лице, но я уже сворачивала за угол, скользя вниз по лестнице.
— Китнисс! — прогремел его голос, но я продолжала мчаться, пока не оказалась посреди замерзшей лужайки. Я слышала, как приоткрылась еще одна дверь, и на Хеймитч вышел на свое крыльцо.
— Что за… — он так и застыл, увидев, что я размахиваю протезом Пита как дубиной. Я была сама ярость, не сулящая ничего хорошего тому, кто посмел бы ко мне приблизиться.
— Китнисс, что за хрень у тебя в руках? — выпилил он, не веря собственным глазам.
Я дышала прерывисто, вся во власти адреналина и безумия. Я была будто не в себе. Прежде чем я успела ответить, Пит добрался до парадной двери нашего дома. Он как-то дохромал вниз по лестнице, и теперь держался за косяк, но не имея под рукой чего-то, чтобы поддерживать равновесие, не мог меня преследовать.
— Отдай мне ногу, Китнисс! — орал он. Пит был зол, но мне было плевать. Зато никуда он без ноги не уйдет.
Хеймитч встал как вкопанный, переводя взгляд с меня на Пита и обратно.
— Вы что, издеваетесь? Китнисс, какого лешего ты творишь с его ногой, черт тебя раздери? У тебя что, крыша поехала?
А я уже начала всхлипывать, представив себе какой меня видят сейчас Хеймитч, а теперь и Эффи, которая, заслышав шум, уже бежала по лужайке и глядела на меня с откровенным испугом, словно я была ходячая смерть.
— Да, такое не каждый день увидишь, — пробормотал Хеймитч себе под нос, приближаясь ко мне.
Но в моем нынешнем состоянии я была не в состоянии распознать сарказм в его словах. Я была не в силах говорить, лишь беззвучно хватать ртом стылый воздух, и все мое тело была заметная дрожь.