— Они будут представлять мемориалы всех трибутов, которые когда-либо были брошены на арену. Семьдесят пять Игр, по два человека в год, не считая моей Бойни, когда было по четыре. Плюс еще два мемориала — для тех двух раз, когда у нас были добровольцы. Так что всего 154.
- Что? Ты хочешь сказать, что нас с ним там поминают в два раза чаще? — я уже не в силах была сдержать накала эмоций.
— Китнисс, — прошептал Пит, положив руку на мою ладонь.
Я отдернула руку, хотя вовсе и не так гневно, как могла бы, учитывая, в каком я была состоянии.
— Что, Пит? Они, что, опять хотят нас протащить по кругу на колесницах? Вырядят нас и раздадут листочки с речью? Я дала достаточно представлений в своей жизни. С меня хватит.
Хеймитч пристально на меня посмотрел, заметно растеряв свою невозмутимость.
— Ничего они от тебя не хотят. Это для тебя. Для нас. Нас пригласили в город, чтобы выразить к нам уважение и я склоняюсь к тому, чтобы пойти. Все трибуты за последние 25 лет слишком хорошо мне известны, и даже многие из тех, что были до этого, — он принялся разглядывать свои руки, а потом потянулся за фляжкой в кармане пиджака. И сделал большой глоток, прежде чем продолжить. — Я разговаривал с организаторами. Все будет сделано с большим уважением.
Но я не была готова пока умерить свой гнев.
— А с нами-то никто не говорил.
Хеймитч снова посмотрел мне в глаза.
— Это я так решил. Не хотел подвергать вас новому стрессу. Ведь должен же я за вами обоими приглядывать.
— Мы это ценим. Правда, — прошептал в конце концов Пит.
— Обсудите это между собой, но если хотите знать мое мнение, неплохо бы вам туда сходить. Там будут гигантские экраны, на которых все будут транслировать. И это значит что-то не только для нас с вами, — мне стало ясно, что это был камень в мой огород.
Сказав это, Хеймитч поднялся и поплелся к себе домой.
Пит долго задумчиво разглядывал свои ладони. И когда оторвал от них глаза, то заговорил больше с вечерним воздухом, чем со мной.
— Оттуда мне будет видно место, где была наша пекарня, — он сказал это так тихо, что у меня ёкнуло сердце.
— Пит, тебе не обязательно это делать. Мы не обязаны это делать. Мы им ничего не должны, — умоляла я его.
— Так ли это, Китнисс? Я не буду утверждать, что это мы с тобой ответственны за Революцию: мы просто пытались выжить, и, сами того не зная, запустили цепь событий, которая в итоге разрушила все прежнее. Но правда ведь и в том, что не мы одни потеряли на этой войне. Вся страна была иссечена глубокими шрамами оттого, что приключилась в прошлом году. И это правильно, что они хотят вспомнить всех трибутов, которые стали жертвами капитолийского режима, чтобы люди помнили и такое не могло впредь повториться.
— Но почему же мы? — взорвалась я. — Почему мы должны и дальше все отдавать и отдавать? Я свое выполнила, также как и ты. Чего еще они хотят от нас? — мои отчаянные слова далеко разносились в ночном воздухе.
— Думаю, мы все-таки могли бы поприсутствовать при этом, — тихо сказал Пит. Его спокойствие являло собой настолько резкий контраст с моим пылающим гневом. Он всегда был из нас двоих самым хорошим.
Я поняла, что потерпела поражение.
— Ты ведь сам хочешь пойти, разве не так?
Он просто коротко кивнул в ответ, как будто на его затылок давила невыносимая тяжесть. Ему так и не довелось оплакать свою семью так, как бы ему того хотелось, он так и не побывал на месте их гибели. Почему же его вынуждают делать это раньше, чем они сам будет готов к такому?
Мне оставалось только промолчать, и подумать о том, что я все бы отдала — не важно, что от меня уже и так мало чего осталось, а то, что осталось, искорежено и сломано — лишь бы взять на себя его боль. Хоть мое сердце и обливалось кровью, но забрать его боль себе мне было не дано.
И что мне делать с чужими взглядами, которых будет не избежать? На нас наверняка снова станут глазеть, и за каждым нашим движением будут следовать закадровые комментарии, от которых Сойке-пересмешнице никуда не деться. А еще там будет Пит, который дает мне так много и просит взамен так мало. Нам приходилось делать друг для друга и кое-что похуже. Я вообразила, как он стоит на этой площади один, предаваясь своему горю, и у меня болезненно стеснило грудь.
Я снова села ему на колени, и крепко его обняла.
- Пит, если ты действительно этого хочешь, я пойду.
Он посмотрел на меня удивленно.
— Ты уверена? Ты не обязана…
— Думаешь, я позволю тебе пройти через всё это в одиночку? Ведь мы все время так с тобой и делаем. Вечно защищаем друг друга, — сказала я торжественно.
Положив голову мне на грудь, Пит обхватил меня руками и так крепко держал меня в объятьях, как будто бы от этого зависела вся его жизнь.
________________
*«But each day brings its petty dust Our soon-choked souls to fill…» — цитата из стихотворения английского поэта викторианской эпохи Мэтью Арнольда (1822-1888) «Absence» («Отсутствие»). Подробнее о его творчестве здесь http://art-notes.ru/voploshhenie-viktorianskoj-anglii.html
Комментарий к Глава 9: Книга Памяти