Пит же, подумав, окликнул его:
— Кстати, если ты еще раз поднимешь на нее руку, я тебе не только руку, но и голову оторву.
Хеймитч лишь усмехнулся.
— Ну так давай ей пощечины сам. Вам обоим это явно доставит удовольствие, — сказав это, он пошлепал по траве на лужайке к себе домой.
Не будь я все еще подавлена своим кошмаром, меня бы смертельно взорвало от подобной пошлости. Но в этот момент меня хватило только на то, чтобы пойти вслед за Питом в дом, где он осторожно снял с меня легкую куртку. Потом он проводил меня вверх по лестнице, уложил в постель и принес стакан воды. Когда я попила, он сам отнес стакан на место и забрался ко мне в постель. Отстегивая свой протез, он морщился, но промолчал, лишь тихо скользнул по одеяло.
— Тебе больно? — обеспокоенно поинтересовалась я.
— В спешке неправильно его надел. Теперь немного ноет, — сказал он, доставая из прикроватной тумбочки крем и втирая его в культю.
— Давай я, — мой шепот свидетельствовал о том, как же мне стыдно за то, что ему снова из-за меня больно. Из-за жары на нем были одни лишь длинные трусы, но он натянул на себя одеяло, и от моих слов он даже зарделся.
— Я уже видела твою ногу, — в моих слов были и просьба, и спокойная уверенность.
Пит посмотрел на меня так пристально, что меня как будто током пронзило, и мне было трудно вынести этот его взгляд. Но край одеяла от выпустил, а я, забрав у него крем, не удержалась от того, чтобы из любопытства его понюхать. У него был запах мяты, и он немножко холодил мне пальцы. Взяв из баночки побольше, я намазала его там, где заканчивалась теперь его нога — прямо над более не существующим коленом. Я старалась не нажимать слишком сильно, хоть и глупо было думать, что теперь ему больнее, чем было когда-то прежде. Потерев шрамированную кожу на месте ампутации, я занялась и его мускулистым бедром. Мне не приходилось этого делать с наших первых Игр, с той самой пещеры, когда его нога еще была на месте, и я вовсю боролась с собой, чтобы вновь не предаться горю и самобичеванию. Вместо этого я позволила себе полностью погрузиться в ощущения от касания его кожи, ритмичные разминающие движения меня гипнотизировали. Я едва смогла понять, о чем он спрашивает, когда он снова заговорил.
— Почему ты оказалась внизу?
— Я не хотела засыпать, — ответила я честно. — Знала, чем это обернется.
Пит вроде бы понял, и снова откинулся на подушки, прислонившись к спинке кровати. И тихонько застонал от удовольствия, а я задрожала от этого звука.
— Как хорошо.
— Это самое меньшее, что я могу, — сказала я виновато. — Ты должен разрешить мне делать это чаще.
Пит не ответил, но не переставал за мной наблюдать, и взгляд его затуманился. На мне была лишь тоненькая ночнушка. Было так жарко, что больше было ничего не одеть. И я вдруг ощутила, как каждый сантиметр моей обнаженной кожи покалывает от электрических разрядов.
— В ближайшие дни всем нам придется нелегко. Не стыдись на меня полагаться, — прошептал он.
Я прекратила его массировать, и покачала головой.
— Я и так слишком сильно на тебя полагаюсь.
Подавшись вперед, он взял меня за руку.
— Не слишком сильно. Я ведь не меньше от тебя завишу.
— И близко не так сильно, как я от тебя. Я, бывает, по десять раз за ночь тебя бужу. И я чувствую, когда кошмары на подходе, — сказала я с несчастным видом.
— Так пусть приходят. Смотри-ка, ты пошла на улицу, у тебя все равно приключился кошмар, упала с кресла и разбудила Хеймитча. Ты считаешь, что так вышло удачнее?
В ответ я улыбнулась, и замотала головой.
— Если ты так это воспринимаешь, то нет.
Пит притянул меня к себе поближе. Приподнялся на локте, чтобы взглянуть на меня, и провел рукой от моего плеча вниз, до ладони.
— Мы заботимся с тобой друг о друге. Правда или ложь?
Что-то в этой игре помогло мне почувствовать себя не такой жалкой.
— Правда.
— Хорошо. Потому что в противном случае тебе пришлось бы задружиться с Хеймитчем, — он хихикнул от собственной шутки, и у меня уголки губ тоже невольно поползли вверх. Он подался слегка назад, чтобы серьезно взглянуть на меня, и провел указательным пальцем по моей пострадавшей щеке и по губам.
— Ты такая милая, когда улыбаешься, — прошептал он.