Good Again (СИ)

Пока я ел, я наблюдал за тем как ест она. Да, я был прав — она проголодалась. Она с аппетитом поглощала сырные булочки, и, хотя мне тоже удалось их попробовать, большую часть их все же прикончила она, явно предпочитая их всей остальной еде. И даже несмотря на то, что она была увлечена процессом пережевывания пищи, в воздухе ощущалось заметное напряжение. И у меня теснило грудь всякий раз, как она бросала на меня взгляд из-под опущенных ресниц. Эти серые глаза, которые прежде были как грозовые облака, сегодня сияли и были так чисты, что я мог ясно разобрать очертания ее радужки. Я сделал для нее торт, с глазурью, как положено, и собирался убрать все со стола, но больше я не мог терпеть. Когда я был уверен, что она доела, я вытер рот и медленно направился на ее сторону стола. Её глаза смотрели в пол — может быть, она знала, что я тоже могу охотиться — только мое оружие не лук и стрелы, а вкусная еда и комфорт? Что и я сам расставляю силки, используя в качестве приманки то, что она любит, и предоставляю свой добыче возможность самой в них угодить. Она была моя: награда, за которой я так долго гонялся, и теперь ей уже самой вовсе не хотелось убегать. Взяв ее лицо за подбородок, я заставил ее посмотреть вверх.

— Ты не должна ни перед кем склонять голову, никогда, — прошептал я.

Она искала что-то в моем взгляде, я взял ее за руку и помог встать с кресла. Я видел, как её руки покрылись гусиной кожей, и едва удержался от того, чтобы не наброситься на нее прямо там, немедленно. Но всё же мне как-то удалось просто взять её за руку и повести вверх по лестнице, в спальню, и закрыть за нами дверь. Она зажгла ночник, пока я снимал одежду, оставшись только в трусах. Когда я обернулся, она стояла рядом, взгляд бродил по мне, а губы приоткрылись, она тяжело дышала. Я потянулся к ней, обнял за стройную талию и притянул к себе. И поцеловал, тем глубоким, ищущим поцелуем, который обещал нечто большее, всё, что я только смогу дать ей. Я медленно расстегнул все пуговицы на рубашке, которая была на ней, на моей рубашке, любуясь ее светящейся смуглой кожей. Когда я понял, что под рубашкой на ней ничего не было, мой член резко дернулся. Все в голове помутилось от мысли, что весь ужин она просидела без ничего, в одной моей рубашке, и я был больше не в силах сдерживаться. Мои руки побежали по ее телу, губы заскользили вниз по шее, чтобы затем накрыть ее грудь, которую я пососал, сначала одну, затем другую. У нее перехватило дыхание, когда я поймал ртом ее сосок, удерживая при этом ее выгнутую спину. Я чувствовал, как ее грудь высоко вздымается, как от удовольствия с её губ слетают призывные сладострастные звуки, пока она, удерживая мою голову возле своей груди, молила меня продолжать.

Я чувствовал, как во мне просыпается нечто звериное, желание её сожрать, когда, подхватив ее за ягодицы, поднял ее, и не переставая целовать, уложил на постель. Лежа рядом, я отпустил мои ладони бродить по ее телу, вплоть до упругих бедер, пока я изо всех сил ее целовал, вторгаясь языком к ней в рот, облизывая её губы, лаская в страстном танце ее язык. Я чувствовал, как ее рука повела мою руку к месту у основания её бедер, и кончики моих пальцев стали мокрыми от её влаги. Припомнив, как вчера она застеснялась, когда я там её потрогал, я застонал и тут же осторожно, плавно скользнул рукой между ее складочек. Я вновь ласкал губами ее грудь, заставляя её стонать и извиваться подо мной, и был невероятно взволнован тем, что могу доставлять ей удовольствие. Когда же мой палец коснулся маленького бугорка там, где встречались ее бедра, она в буквальном смысле выгнулась дугой — так я узнал, что обнаружил ее секретное место.

Хотя вчера еще я был девственником, как и она, но у меня ведь были старшие братья, и они кое-что обсуждали между собой, когда думали, что я уже сплю — кое-что, что я постарался как следует запомнить, и сведения об этом маленьком бугорке — прежде всего. Целуя и посасывая, я прошелся губами по ее груди и вниз, по животу, где кожа была такой невероятно нежной, что сложно было в это поверить. Потом я спустился еще ниже, расточая поцелуи в местах, где чувствовались кости её таза. Еда и охота придали её телу аппетитные женственные формы, добавили округлости ее ягодицам и бедрам, которые я теперь исследовал губами и пальцами. Один из них я нежно засунул внутрь неё, чтобы найти все места, прикосновение к которым могло доставить ей наслаждение. Хотя она бывала такой закрытой, напряженной, сейчас, лежа подо мной, она была совсем другой, уже ничего не скрывая, извиваясь и постанывая от удовольствия, совершенно утратив дар речи. Я же терял голову от желания ей овладеть. Но я кое-что себе пообещал, и собирался прежде сдержать это обещание.

Вновь распрямившись и оказавшись вровень с ее лицом, я томно зашептал ей на ухо, чуть-чуть покусывая ее мягкую мочку.

— Я хочу поцеловать тебя, Китнисс. Можно?

Китнисс, казалось, была так далеко, что вряд ли меня слышала, и все же на её лицо отразилось недоумение.

— Но ты уже меня целуешь, — затаив дыхание, произнесла она.