Гор. Сага о Джандаре

Сердце мое замерло, когда я ее увидел. Так давно я не смотрел на ее красоту. У нее было измученное от многих бессонных ночей и дней лицо, и при виде ее дыхание замерло у меня в горле и глаза мои увлажнились. Она так прекрасна! Недели плена не притушили сияния ее раскосых изумрудных глаз, не потускнело закатное золото ее рыже-красной гривы, и не сломался ее гордый, храбрый дух. Она сидела холодно и отчужденно, чуть в стороне от мягкого кресла Тутона, в величественной изоляции. Голова ее была высоко поднята, лицо непроницаемо, рот упрям. Как я любил ее в этот момент! С радостью отдал бы я жизнь, чтобы спасти ее от этого жалкого плена, но, увы насмешливая судьба, кажется, заставит меня напрасно пролить кровь на раскаленные пески арены в бессмысленной и тщетной схватке с каким-нибудь зверем джунглей для потехи жестоких кровожадных занадарцев.

* * *

Начальник игр Тон в позолоченной колеснице, в которую была впряжена пара отлично обученных редких белоснежных тапторов, провел нас парадом открытия игр. Мы дважды обошли весь амфитеатр, приветствовали королевскую ложу и получили в ответ небрежный взмах украшенной множеством колец руки Тутона. Потом мы вернулись в помещения под ареной, и праздник начался. Вначале прошли гонки колесниц. Чемпион должен был быть выявлен в заезде четырех победителей предварительных заездов; он получит из рук Тутона золотой венец. В забеге фаворитами были синие, а красные и серебряные соревновались за второе место. Занадарцы приходят в страшное возбуждение во время гонок колесниц, как римляне или византийцы моего мира, и трибуны были разделены на цвета болельщиков разных команд. Когда Гликон из команды синих, наиболее известный чемпион, всеобщий любимец, появился на арене, зазвучали такие громовые аплодисменты и крики, что некоторые испугались за целость защитного купола, который мог треснуть от этого грома.

Гонки колесниц заняли все утро. В полдень зрители подкрепились захваченной с собой пищей или покупали ее у разносчиков, ходивших по рядам. А за едой занадарцам в качестве соуса потребовалась свежепролитая кровь, так что тут же из Ворот Героев, как назывался забранный решеткой вход на арену, появились первые гладиаторы.

Как я сказал, были две разновидности гладиаторов: кераксиане, или копейщики, и тариане, вооруженные боевым топором. Большинство из нас, простых рабов, рассматривались как средство для заполнения промежутков, годное разве что для кровавой смерти. Но среди гладиаторов были звезды, эти чемпионы занимали привилегированное положение, у каждого были свои поклонники и свой цвет. Я знал из них одного только Зантора, потому что остальные были снобами и наслаждались своими привилегиями. У них были личные помещения под ареной; они не жили в общих казармах вместе со всеми нами; забавно было смотреть, как они расхаживают в позолоченных латах, перчатках, в шлемах с плюмажами с высокомерием завоевателей, хотя они рабы и в сущности ничем от нас не отличаются. Некоторые из них, например, любимец принца Панчан, жили в просторных роскошных помещениях, ели деликатесы, присланные со стола самого принца на посуде из драгоценных металлов, у них для удовольствия были собственные рабыни, и ходили они разукрашенные драгоценностями, как принцы.

Панчан был величайшим из чемпионов и считался непобедимым фехтовальщиком. Я сказал, что небесные пираты боялись вооружать рабов арены другим оружием, кроме неуклюжих копья и топора. Панчан был единственным исключением из этого правила. Это был мрачный по-девичьи красивый молодой гигант с великолепным золотым телом, которое он любил демонстрировать восхищенной толпе. Большинство гладиаторов предусмотрительно защищались кирасами, перчатками, поножами, шлемом и кольчугой; этот золотой юный бог на играх сражался буквально нагим; на нем были только сандалии, лента, защищавшая глаза от роскошной гривы, и узкая полоска алого шелка на бедрах. Толпа восхищалась им, и Тутон несколько раз предлагал ему свободу после особенно великолепной победы, но Панчан предпочитал восхищение толпы сомнительным опасностям свободы. Ему одному была оказана редкая честь: он мог приканчивать свою жертву рапирой.

Мы все терпеть не могли Панчана за высокомерие и расслабляющую роскошь, в которой он жил; надо отдать ему должное, он был великим бойцом и заслуживал окружавшее его восхищение. Он один из немногих гладиаторов, кто с одинаковым искусством пользовался и копьем, и топором. Иногда в большой общей схватке, которой обычно заканчивались игры, он сражался на стороне кераксиан, в другой раз — за тариан — и всегда проявлял великолепное искусство, ловкость и подвижность, которые делали его великим бойцом. Впрочем, существовало соперничество между ним и моим новым другом Зантором. Никто не знал, как оно началось, потому что Зантор все-таки прежде принадлежал к хозяевам королевства небесным корсарам, а Панчан, несмотря на свой статус чемпиона, родился низким рабом.