Гора Орлиная

Что за странности происходят с ним! А разве не понятно? Шел к ней вот такой, какой есть, решительный, сосредоточенный, и ожидал увидеть ее тоже серьезную, может быть, даже опечаленную, а то и в слезах, и вдруг — эта улыбка, это неприкрытое веселье! Если бы она заранее знала, что увидит его на улице, тогда — другое дело, если бы кто-нибудь сказал Наде, что он идет к ней, тогда, понятно, она ждет его, она рада. Но вот, оказывается, несмотря на то, что она не видела его с самой зимы, она совсем не печальна и даже весела… После этого оставалось только сбежать, скрыться…

Увидев Николая, Надя обрадовалась еще больше, протянула руку, спросила просто, ласково, но с упреком:

— Сердишься?

— Нет, — ответил он по-мальчишески обиженно и тут же рассмеялся собственному ответу.

— И хорошо! Пойдем погуляем!

Они свернули за угол и еще издали увидели скверик и белые нестрогие колонны подъезда заводоуправления. В скверике была незанятой только одна скамейка. Перед ней блестела свежая, подернутая зыбью лужа, потому сидеть можно было только с краю, и то тесно прижавшись друг к другу.

— Я постою, — сказал Николай, — а ты садись.

— Нет, лучше пойдем отсюда! — Надя заметила бабочку на лацкане пиджака Николая, белую бабочку, чуть подрагивавшую крыльями. У бабочки осыпалась пыльца.

— Ты их любишь? — спросила Надя.

Николай покраснел и резким щелчком отбросил бабочку. И, почувствовав досаду, сильно сжал Надину руку.

— Я тебя люблю!

— Что у тебя за привычка! Пальцы переломаешь!

Это была уловка, но Николай не заметил. Он пришел в замешательство и не знал, как быть дальше: начинать сначала невозможно, продолжать — тоже. Лицо его приняло унылое выражение. Николаю показалось, что он совсем не любит Надю, что он любил ее когда-то, а что теперь она просто безразлична ему.

— Пойдем побродим, — предложила она и легко перепрыгнула через лужу.

И Николай, спеша за ней, не понимал себя: как можно было казаться безразличным?!

Они долго ходили по улицам. Стало уже совсем темно, и это придало Николаю новой решимости.

— Я люблю тебя, Надя, слышишь?

Он огляделся по сторонам и, наклонившись к ней, поцеловал в щеку. Она приостановилась, оттолкнула его, но он схватил ее руку и стал целовать.

— Тише, что ты делаешь? — отбивалась она. — Мы так никогда не дойдем до трамвая.

— И не надо. Я не хочу никуда! Я хочу, чтобы ты ответила мне: да или нет? Мне все равно, где услышать.

— Ты сумасшедший, — сказала она ласково. — На нас смотрят.

По улице прошел ярко освещенный трамвай. Николай был в таком настроении, что мог бы легко догнать его. Он сказал об этом Наде, и она поняла его.

— Побежим!

Он схватил ее за руку.

— Так неловко, — сказала Надя и, высвободив руку, побежала.

Он бросился за ней. В полосе света, упавшей от трамвая, развевалось ее платье и мелькали полы жакетика. Николай ускорил шаг и, заметив, что она споткнулась, сделал огромный прыжок и, обернувшись, подхватил ее, готовую упасть. Она подняла раскрасневшееся удивленное лицо, он поцеловал ее в губы и, словно боясь, что она обидится, быстро взял под руку и повел на тротуар, будто ничего не случилось.

Николаю хотелось остаться одному, подумать… Какое это счастье — поцеловать любимую!

Пусть он не почувствовал ответного поцелуя. Но она позволила себя поцеловать. Она позволила ему, Кольке Леонову, простому парню, который не целовал еще ни одной девушки на свете, который ничего не сделал в жизни, а уже требует любви, уже понимает красоту! Она могла быть женою любого из тех, кого он знал, кто был выше его, лучше его. А вот она шла рядом с ним, она ему позволила поцеловать себя. И она сама и все вокруг нее было манящим, необычным, и только он один оставался самым обыкновенным парнем, ничем не примечательным и далеко не красивым. И странно, что она до сих пор не заметила этого, продолжала идти рядом и улыбаться. Да, он был тем же обыкновенным парнем, каким его знали все, только он был теперь счастливым. Но счастье не могло сделать его красивым, достойным этой девушки, наоборот, оно делало его немного смешным, неловким и даже глупым. А она этого не замечала.

— Мне было хорошо! — сказала Надя на прощанье.

— Нет, ты ответь мне, ответь, — заговорил Николай. — Я же тебя люблю.

Она молчала. Он сжимал ее руки, настаивал, просил сказать прямо.

— Он тоже говорил мне, что любит, — тихо и смущенно, словно оправдываясь, проговорила Надя.

Николай хотел уйти не прощаясь, но она удержала его.

— Ты пойми меня, пойми…

Николай, кажется, понял. Успокоился, улыбнулся.

Он был счастлив, он хотел остаться один.