— Это жест, папочка. Я все понимаю. Я знаю всю твою жизнь. После того как ты где-нибудь побываешь, ты всегда становишься странным. Я понимаю. Это очень обидно: прожить всю жизнь и, по существу, ничего не сделать. Возьмешь одну фанерку, другую — все елочки да березки, горы да речки. Уральские пейзажи! А кто их знает? В Третьяковку небось ни один не попал. Об Урале вспоминают раз в столетие. Живопись — она вся столичная. Что ты кривишься? Ведь это твои слова. Ведь правда? Ведь я правду говорю? — наступая на старика, повторяла Софья Анатольевна. — Или, может, вру? А разве это не твои слова: «Творческая неудача!»
— Да! У меня было много творческих неудач, — окончательно рассердившись, ответил он. — И самая большая из них…
Раздался стук в дверь, и дочь поспешно вышла, не успев ответить. Она отлично знала, на что намекал отец. Все это были пустяки, глупости. Ее беспокоила мысль: «Где раздобыть денег?»
Узорчатый парапет набережной тянулся нескончаемой ломаной лентой. В местах изломов на гранитных столбах стояли белые, припорошенные снегом, статуи: девушки с волейбольными мячами и ракетками, юноши с веслами и дисками. На противоположном берегу возвышалось массивное, облицованное гранитом управление кремнегорского комбината. За ним виднелись башни градирен и длинная, песочной желтизны, полоса коксовых батарей. Почти к самому крыльцу управления проходили ступени переброшенного через реку моста. Чуть подальше, там, где река, изгибаясь, уходила налево, кудрявились прихваченные гололедицей деревья, а над ними сгущалась темно-розовая, по-зимнему тусклая, полоса заката.
Софья Анатольевна посмотрела на часы — подарок Сергея Сергеевича. Было пять. Оказывается, она пробродила по городу целых два часа и ничего не придумала. Если мужу могла она ответить: «Как-нибудь проживу», то у себя должна была спросить: как же именно? Она остановилась у парапета набережной, разглядывая идущих по мосту людей.
Еще издали Софья Анатольевна узнала Леонова и пошла навстречу ему.
Этого человека, о котором так часто говорил Сергей Сергеевич, она видела редко, но, казалось ей, знала более чем достаточно. Если бы она училась вместе с ним в институте, то непременно голосовала бы за то, чтобы его выбрали председателем профкома — он очень подходит. Или, например, старостой факультета. А если бы он был ее соседом, она просила бы его наколоть дров или принести воды, и он, несомненно, делал бы это с большой охотой. И еще, пожалуй, выпускал бы по субботам стенгазету в домоуправлении… Возможно, все это и не так, но несомненно одно: Леонов может ей помочь. Больше того — должен.
— Вы меня не забыли? — спросила Софья Анатольевна, неловко улыбаясь.
— Нет, не забыл…
В тоне ответа Николая она почувствовала ту почтительную сдержанность, которая исключает интимность.
— Мы так редко с вами встречаемся, что и забыть немудрено, — проговорила она. Неловкость ее прошла, и в голосе прозвучала холодная усмешка: — А теперь, видимо, будем встречаться еще реже… Да, представьте, ужасная история…
Леонов не знал, что сказать. С женой Громова было неудобно говорить обо всем этом… Вспомнилось, как после возвращения из Уралограда Сергей Сергеевич прошел по цеху. И всем стало понятно, что здесь ходил уже не тот Громов, который мог когда-то крикнуть: «А что вы, подлецы, делали без меня?»
— Я так рада, что мы встретились! Разрешите взять вас под руку, — проговорила Софья Анатольевна и повела Николая вдоль набережной. — Я давно хотела поговорить с вами. О деле, конечно, — пояснила она, предупреждая возможное недоумение. — Вы знаете, что я осталась одна. Я не поехала с Сергеем Сергеевичем. Надеюсь, мне не надо объясняться по этому поводу. У меня были на то свои причины… Жить сейчас прямо так, без всякого дела, нельзя, просто невозможно. Я решила работать. В свое время я окончила институт, имею диплом инженера…
— О должности инженера трудно сейчас говорить. Единственно, что я могу сделать для вас… предложить какую-нибудь конторскую работу.
— Да, конечно, вы получили теперь возможность сделать кое-что для меня. Очень вам благодарна… да, очень. Вы извините меня, я инженер, — обиженно подчеркнула она, высвободила руку и отстранилась от Николая…
— По диплому, — не удержался Леонов. — Но диплом…
— Вы хотите сказать: бумажка? Согласна. Но бумажка для тех, у кого его нет, — ответила она раздраженно. — А вы, я вижу, неблагодарный…
Николай остановился.
— Лучше нам проститься…
Софья Анатольевна хотела ответить дерзостью, но сдержалась и, некстати смеясь, проговорила:
— Неужели мы встретились, чтобы поссориться? Вы должны меня понять… Я в таком положении… Сергей Сергеевич сейчас на фронте… Чем он может мне помочь?
— Я не знал, — пробормотал Николай, словно извинялся.
— Ко мне приехал отец, художник. Вы его знаете…
— Так это ваш отец? — удивился, краснея, Николай.
— Он пишет портреты… но я не могу жить на его средства, поймите…
— Да, конечно, — согласился Николай. Они остановились у дома, где жили Громовы.