Гораций

На военном совете, состоявшемся в Смирне в декабре 43 года до н. э., Брут и Кассий приняли решение отправиться в военный поход против острова Родос и тех городов Ликии, которые не признали власть республиканцев. Это решение стало крупной стратегической ошибкой, давшей возможность триумвирам перехватить инициативу и высадиться в Греции. Однако республиканцы нуждались в деньгах и надеялись их получить путем грабежа богатых греческих городов. Кассий отправился покорять Родос, а Брут — ликийские города[194]. По свидетельству Плутарха, жители ликийского Ксанфа, когда римская армия окружила их город, подожгли его и совершили массовое самоубийство: «Все стремились любым способом лишить себя жизни, — не только мужчины и женщины, но даже малые дети: с криками и воплями они прыгали в огонь, бросались вниз головой со стен, подставляли горло или обнаженную грудь под отцовский меч и молили разить без пощады. Когда город уже погиб, римляне заметили женщину, висевшую в петле, к шее удавленницы был привязан мертвый ребенок, и мертвой рукой она подносила горящий факел к своему жилищу. Столь страшным было это зрелище, что Брут не решился на него взглянуть, но, услышав рассказ очевидцев, заплакал и через глашатая посулил награду воинам, которые спасут жизнь хотя бы одному ликийцу. Сообщают, что набралось всего сто пятьдесят человек, не противившихся спасению и не уклонившихся от него. <…>

Патары упорно отказывали римлянам в повиновении, и Брут не решался напасть на город, боясь такого же безумия, как в Ксанфе. После долгих размышлений он отпустил без выкупа несколько женщин из Патар, захваченных его солдатами. То были жены и дочери видных граждан, и своими рассказами о Бруте, о его необыкновенной честности и справедливости они убедили отцов и мужей смириться и сдать город римлянам. После этого и все прочие ликийцы покорились и доверились Бруту. Его честность и доброжелательность превзошли все их ожидания, ибо в то самое время, когда Кассий заставил родосцев выдать всё золото и серебро, какое было у каждого в доме (из этих взносов составилась сумма около восьми тысяч талантов), да сверх того обязал город в целом уплатить ещё пятьсот талантов, в это самое время Брут взыскал с ликийцев сто пятьдесят талантов и, не причинив им более никакого вреда или же убытка, ушел в Ионию»[195].

Горацию, очевидно, довелось лично наблюдать падение ликийских городов, что, безусловно, оставило в его душе глубокий след. После этого он побывал во многих городах Малой Азии, например, в Сардах, Смирне, Колофоне, Лебедосе, а также на прилегающих островах — Хиосе, Лесбосе, Самосе. В послании к Буллатию (I.11) поэт пишет о тех местах, которые явно посещал в молодости:

Как показались тебе, Буллатий мой, Хиос, и славный
Лесбос, и Самос-краса, и Сарды, Креза столица,
Смирна и как Колофон? Достойны иль нет своей славы?
Или невзрачны они перед Тибром и Марсовым полем?
Или милее тебе какой-нибудь город Аттала?
Или, устав от морей и дорог, восхваляешь ты Лебед?
С Лебедом ты не знаком? Местечко, пустыннее Габий
Или Фиден; но я там тем не менее жил бы охотно,
Всех позабывши своих и ими равно позабытый,
С берега глядя на то, как Нептун над волнами ярится[196].