Гораций

Будучи клиентом Мецената, Гораций, очевидно, частенько бывал на пирах, устраиваемых патроном. К сожалению, не сохранилось свидетельств о том, как конкретно проходили застолья во дворце Мецената. Тем не менее, уже давно принято считать, что прямым прототипом знаменитого римского богача Трималхиона, так красочно описанного в романе Петрония Арбитра «Сатирикон», является именно Меценат. Не случайно полное имя Трималхиона звучит как «Гай Помпей Трималхион Меценатиан»[531]. Оно свидетельствует о том, что Трималхион, будучи вольноотпущенником, некоторое время жил в доме Мецената. Многие черты его характера, вкусы и особенно его поведение указывают на то, что за его личиной скрывается сам Меценат, едко высмеиваемый Петронием. Однако для нас роман «Сатирикон» наиболее интересен тем, что здесь сохранилось единственное в своем роде художественное описание римского пира. Не будет преувеличением предположить, что подобные пиры устраивали не только сам Меценат, но и другие богачи эпохи Империи. Как же проходил пир Трималхиона, и какие блюда на нем подавали?

Пир начался, как и положено, с обильной закуски: «Между блюдами закуски стоял ослик коринфской бронзы, на коем висели два вьюка: в одном были светлые, в другом темные насыпаны оливки. На спине ослик вез два блюда с вырезанным по краешку Трималхионовым именем и весом серебра, а на блюдах устроены были мостики, на которых лежали жареные сони[532], политые медом с маком. Кроме них поданы были на серебряной сковородке колбаски горячие с подложенными внизу сирийскими сливами и гранатовыми семечками»[533]. Перед гостями также поставили «на большом блюде корзину, в которой оказалась деревянная курица с растопыренными крыльями, как бывает у наседок. Немедленно подскочили два раба и, порывшись под грохот музыки в соломе, вытащили оттуда павлиньи яйца, чтобы раздать их гостям. Ради этого эписодия поднял взор и хозяин. „Други, — сказал он, — это я велел посадить курицу на павлиньи яйца; чего доброго, они уж и высижены; а впрочем, попробуем: может, еще и можно пить их“. Нам подают ложки не менее полфунта весом, и мы разбиваем скорлупу, слепленную, как оказалось, из сдобного теста. Заглянув в яйцо, я чуть не выронил своей доли, ибо мне почудилось, что там сидит уж цыпленок. Но, услышав, как один завсегдатай примолвил: „Эге! да тут, надо полагать, что-то путное!“, снимаю до конца скорлупку пальцами и вытаскиваю жирненькую пеночку, облепленную пряным желтком» [534].

Затем последовала первая перемена блюд, поразившая гостей своей выдумкой: «На совершенно круглом блюде изображены были по окружности двенадцать знаков Зодиака, а над каждым рука кухонного мастера поместила свое, подходящее к нему, кушанье: над Овном — овечий горошек, над Тельцом — кусок телятины, над Близнецами — яички и почки, над Раком — венок, над Львом — африканские смоквы, над Девой — матку свинки, над Весами — ручные весы, на одной чаше которых лежал сырный пирог, а на другой — медовый; над Скорпионом — какую-то морскую рыбку, над Стрельцом — лупоглазую рыбину, над Козерогом — морского рака, над Водолеем — гуся, а над Рыбами — двух красноперок. В середине уложен был медовый сот на куске свежего дерна»[535]. Но как оказалось, все это было выложено на крышке огромного блюда, которую рабы быстренько сняли, и изумленные гости увидели «жирную дичину, вымя свиное, а посредине зайца с крыльями, приделанными так, чтобы походить на Пегаса. По углам блюда, видим, стоят четыре Марсия с бурдючками, откуда бежит перченая подливка прямо на рыбок, а те как бы плавают в канавке»[536].

Следующая перемена блюд тоже была не менее забавной: «Явилась толпа слуг и разостлала на наших ложах ковры, на которых были вытканы сети, облава с рогатинами и всякий охотничий снаряд. Мы не успели еще сообразить, куда направить нашу догадливость, как вдруг за дверьми триклиния поднимался шум неимоверный, и вот уже в комнату влетела и стала бегать вокруг стола свора лаконских псов. За ними внесли блюдо, а на нем лежал огромнейший кабан, да еще с шапкой на голове. На клыках его подвешены были две корзинки из пальмовых листьев с финиками, одна с сирийскими, другая — из Фив, что в Египте; вокруг теснились крохотные поросята из пропеченного теста, точно они рвались к вымени. Эти были для раздачи в виде гостинцев. Ну а рушить зверя явился … какой-то верзила с бородою, в охотничьей обуви и пестрой коротенькой накидке. Выхватив охотничий нож, он яростно пырнул им кабана в брюхо, после чего из раны вылетела стая дроздов. Но уже стояли наготове птицеловы с клеевыми ловушками, и как те ни метались по триклинию, мигом оказались переловлены. Трималхион велел раздать их, каждому по штуке, и прибавил: „Да вы посмотрите только, какие вкусные желуди подобрал этот лесной свин“»[537].